Собачья сага - Гера Фотич

Стол уже был накрыт. Родители приготовились к празднику. Первый тост прозвучал за женщин. Все остальные — за нового жильца этой квартиры. К концу праздника вспомнили, что у нового постояльца нет имени, и стали перечислять популярные клички животных.

— Пусть будет Джульбарс! — гордо сказал отец.

— Лучше Шарик! — предложила жена, — просто и понятно.

Щенок сидел на полу и недоуменно переводил взгляд с одного говорившего на другого, словно недоумевая, зачем его кем-то хотят назвать, разве он плох сам по себе, такой, как есть?

Своей поднятой вверх курносой мордочкой, старающейся уловить ставшие родными запахи, нежным любящим взглядом он походил на тянущийся к солнцу росток, готовый распуститься из почки, едва почувствовав желанное тепло. В предвкушении ожидаемой, необходимой ему ласки таилось что-то сокровенное, чего он не осознавал сам и чем не мог пока поделиться.

— Давайте назовем его Март! — воскликнул Павел. — Он принес в нашу семью долгожданную весну! Смотрите, как давно мы так не радовались!

— Март, март, — радостно захлопала в ладоши мать, а затем и отец улыбнулся странному имени и повторил: — Март!

Жена перестала улыбаться и недоуменно посмотрела на мужа:

— Почему Март? А чего не декабрь или январь? Надо прикинуть, когда он родился, — но, увидев счастливое лицо Павла и его улыбающихся родителей, согласилась. — Март, так Март.

Словно соглашаясь со своим странным именем, щенок тут же грамотно, по назначению, использовал пару лежащих на полу газет.

Через две недели Полина забеременела. Она бросила курить. Села на прописанную врачом диету и даже немного похудела.

Радости ее не было предела. Но выражалась она как-то по-особенному. Позже выяснилось — это обычное дело. Ведь Павел еще с этим не сталкивался. У Полины обострилось все, что можно. Она чувствовала все запахи и постоянно проветривала квартиру. Стоило родителям начать разогревать еду — Полина тут как тут. Она открывала на кухне окно, закрывала дверь в комнату и родители кушали под уличный шум автомобилей и детский гам. Она слышала все разговоры, ведущиеся не только в квартире, но и на лестничной площадке. Ей казалось, что все они касаются ее. Что именно про нее все судачат, говорят что-то не хорошее. Избежать скандала можно было только всеобщим молчанием. Но и в этом Полина видела тайный сговор.

Поначалу Павлу это нравилось, поскольку его разговор с Мартом никак не мог задеть самолюбие Полины. Но со временем и в этих разговорах Полина начинала улавливать скрытый смысл. Даже когда Павел однажды стал передразнивать Марта негромким тявканьем, Полина ворвалась в комнату и так уничтожающе строго посмотрела на заговорщиков, что они послушно закивали головами и замолчали совсем.

Идти на улицу было бесполезно, поскольку Полине казалось, что она может читать по губам на большом расстоянии, о чем заранее предупреждала родственников. Вся квартира вместе с ее обитателями в страхе дрожала от недовольства Полины. Все боялись ее гнева, никто не смел ей перечить, поскольку она носила в себе надежду на возвращение всеобщей радости.

Первыми не выдержали родители Павла — переехали на дачу в Вырицу. От города недалеко, можно на работу ездить электричкой. Отец немного утеплил дом, уплотнил двери с окнами, запасся к холодам дровами. Шутя, сказали, что не хотят мешать молодым наслаждаться ожиданием рождения потомства, и приготовились там зимовать.

Паше и Марту деваться было некуда, и они мужественно несли свой крест все оставшиеся месяцы, пытаясь наладить отношения.

Март повзрослел. Он все понимал, и в квартире его не было слышно и видно. Приходя с прогулки, он ложился на свое старенькое одеяльце за диваном и лежал там до самого утра — когда они с Павлом шли на утренний променад.

Павлу теперь приходилось подниматься в пять. Самостоятельно готовить себе завтрак. Если честно, кушать он не хотел, но надо было что-то вынести из дома для пса, поскольку ел тот теперь один раз, и только вечером. Павел делал бутерброды с колбасой и сыром. Сам выпивал чай, а остальное заворачивал в пакет, туда же ставил бутылочку с водой из-под крана, после чего они шли на улицу.

На лестничной площадке, между первым и вторым этажом, за мусоропроводом, стояла именная миска Марта. Павел наливал в нее воду, а бутерброды давал с руки. Пес не обижался. Понимающе кивал головой, заглатывая пищу. После этого они около часа гуляли в парке и возвращались. Павел шел на работу, а Март на свое место за диваном. У каждого были свои обязанности. У собаки — молчать и не высовываться. Выходил пес только тогда, когда слышал звук дверного звонка, чтобы показаться на глаза хозяйке, убедив ее, что не дремлет и готов к бою. Но обычно Полина начинала злиться и гнать его на место. И все же Март настырно продолжал появляться на звонки. Верил, что когда-нибудь он всех спасет. Это было у него в крови.

Дочку назвали Кристиной. Она была пухленькая, с большими голубыми глазками, курносым носиком. Надутыми бантиком губками. Она показалась Паше очень похожей на ту девочку, что сидела с ним в школе за одной партой. Кроватку поставили за диван, а место собаки переместили к балконной двери, рядом с которой у стены стоял телевизор. Теперь Март даже не мог пошевелиться, поскольку мешал вечернему просмотру индийских сериалов. Он лежал, свернувшись клубочком, положив морду на лапы, и только темные зрачки глаз настороженно и боязливо реагировали на любой звук, издаваемый находящимися в квартире людьми. Приподнимая брови, вопросительно устремлял взгляд навстречу происходящему.

Каждый вечер Полина жаловалась на собаку, что она все больше наглеет и перестает слушаться. Март, словно понимая это, внимательно слушал ее со своего места, виновато прижимая уши, отводя глаза. Он даже не мог посмотреть на своего хозяина и как-то оправдаться. Выходило, что, несмотря на все его старания, он что-то делает не так. А поскольку хозяйке виднее, приходилось соглашаться со всем, что про него скажут. Он молча глядел в глаза Павлу, когда тот приходил домой, и, не подымаясь с полу, выражал свою радость только вилянием хвоста. А затем не отрывал взгляд от Паши, подмечал каждое его движение, блеском глаз говоря, что ему вполне этого достаточно для счастья, а остальное он выразит на утренней прогулке.

Начиналась перестройка. По телевизору все больше вещали о светлом будущем и демократии. На заводе, где работал Павел, стали задерживать зарплату, а затем и вовсе перестали платить. Народ собирался бастовать. Встречались по вечерам, обсуждая ситуацию, строя планы и, конечно, выпивали. На водку всегда находились деньги. Паша старался не задерживаться, поскольку помнил о собаке. Несколько раз Полина подловила его с запахом алкоголя.

— Собака не слушается, ты денег не зарабатываешь, водку жрешь, — набросилась в очередной раз Полина на мужа, — к чертовой бабушке выгоню вас, кабелей, из дома, тогда узнаете!

— Ну, что ты все собакой недовольна, — будучи под хмельком, однажды осмелел Павел, — ведь это наш амулет! Даже пойти воды попить при тебе боится!

— Какой еще амулет? — недовольно спросила Полина.