Красные облака. Шапка, закинутая в небо - Эдишер Лаврентьевич Кипиани
Шрифт:
Интервал:
— Батоно Георгий, когда мне было восемнадцать лет, я мечтал лишь о том, чтобы кончить университет и стать хорошим журналистом.
— Неправда, ты уже на первом курсе собирался удивить весь университет и думал, что первый же твой очерк будет напечатан во всех журналах мира!
Джаба улыбнулся;
— Разве это так плохо?
— Нет, почему же… Но мечте надо и делом подсобить… Самое удивительное чудо на свете — это когда мысль, мелькнувшая в человеческом уме, бестелесная, неосязаемая мысль, одевается плотью, становится вещественной и занимает место в пространстве. Сколько у меня было в жизни желаний! — Георгий прищурил и без того узкие глаза. — Когда-то я мечтал даже стать дирижером!
— И я! — воскликнул Джаба.
— Похоже, что всякий, кто мечтает о дирижерском пульте, становится журналистом.
Редактор сел за стол и пододвинул к себе пачку свежих газет. Джаба поднялся.
— Напишите, пожалуйста, записку директору какого-нибудь театра, чтобы мне выдали костюм.
— Какой костюм?
— На маскарад не пускают без костюма, и я не хочу на правах корреспондента нарушить общее правило. Кроме того, если я буду в маскарадном костюме, то сойду за участника и меня не будут стесняться…
Георгий достал из ящика блокнот со штампом редакции.
— Напишу тебе записку в театр Марджанишвили. Заместитель директора — мой старый приятель.
Тут дверь кабинета приотворилась, и в щель просунула голову девушка-секретарь.
— К вам посетитель, батоно Георгий.
— Кто?
— Не знаю… Говорит, что условился с вами.
— Ну, если уж ты его не знаешь, Лиана… Проси.
В кабинет редактора вошел высокий, красивый человек. Он смущенно улыбнулся, поставил большой, туго набитый портфель на пол, снял шляпу и протянул редактору руку.
— Вы… профессор Руруа… — запинаясь, проговорил Георгий.
— Именно… Это я звонил вам нынче утром.
— Очень приятно. Садитесь, пожалуйста.
Но профессор, прежде чем последовать приглашению, подошел к Джабе, пожал ему руку, потом поклонился Лиане, стоявшей в дверях кабинета. Лишь после этого, положив шляпу на диван, он сел в кресло перед редакторским столом.
— Да, нынче утром, — почему-то повторил он.
Джаба встал. Лиана вышла, не закрыв за собой дверь: она была очень любопытна.
— Чем могу служить? — Редактор захлопнул дверь кабинета перед носом у Лианы и повернулся к гостю, потирая руки с любезной улыбкой.
— Как вам сказать… — усмехнулся профессор Руруа, прославленный в городе хирург, медицинское светило. — Вот, на старости лет бес попутал… — Он виновато посмотрел на Джабу, — Надеюсь, не станете надо мной смеяться…
— Ну, что вы, как можно! Мы вас слушаем… Так в чем же дело?
— Да, так вот… Я пишу стихи — зачем, сам не знаю… Это у нас, видимо, общее, грузинское… Уж если свихнемся… — Профессор усмехнулся снова, он героически боролся с чувством мучительной неловкости. — Словом, надеюсь, вы меня поймете… Когда на человека накатит… Если уж вы меня не поймете, то…
— Да, да, конечно…
— Гонорар меня совершенно не интересует. — Профессор наклонился, толстый портфель взлетел с ковра на стол, профессор раскрыл его, стал рыться внутри. — Прочитайте, ознакомьтесь и, если понравятся…
— Напечатайте! — не выдержал Джаба потока неоконченных предложений.
— Вот-вот, именно это я и хотел сказать, — по-детски просиял профессор.
— С удовольствием. — Голос изменил редактору, прозвучал неуверенно, и он поспешно прокашлялся, — Правда, мы редко публикуем стихи, у нас ведь иллюстрированный журнал… Но тем не менее постараемся сделать все, что возможно… — Он протянул руку за стихами, но оказалось, что поторопился: прежде чем отдать редактору толстую тетрадь, профессор раскрыт и перелистал ее.
— Да… Вот это — о моем родном селе… Как давно я там не бывал, если б вы знали… Непростительно! Это — о моей матери, она рано умерла… Это — шутливые стихи, о врачах нашей больницы, мы как-то устраивали домашний, интимный вечер… Ну и много еще всякой всячины. Вы сами увидите. — Он почему-то поднялся, вручил с торжественным и многозначительным видом тетрадь Георгию и тут же принялся оправдываться: — В общем, это тоже своего рода болезнь, сами знаете — одолеет человека, и, конечно, нет от нее исцеления… Засядет в мозгу — не выбросишь и не иссечешь… Совсем как опухоль…
— Только опухоль бывает у одних злокачественной, а у других безвредной, — улыбнулся Георгий.
— Совершенно верно, — со смехом подхватил шутку профессор, — У меня она, без сомнения, злокачественная, мне спасения нет, я обречен.
— Тем более что о лечении, наверно, перед вами лучше не заикаться?
Оба смеялись от души.
— Исследуйте меня, — показал на тетрадь профессор. — Быть может, опухоль окажется в конце концов доброкачественной… Во всяком случае, хоть в добрых намерениях не сможете мне отказать.
— Да, кстати, батоно Михаил, — перестал смеяться Георгий, — недавно прошел слух, будто бы американские исследователи что-то нащупали…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!