Кто правит миром? - Ноам Хомский

В те времена я цитировал вывод Роберта Фиска о том, что жуткие преступления 11 сентября были совершены с «порочной, ужасающей жестокостью», – оценка весьма и весьма точная. Эти преступления могли оказаться еще страшнее: предположим, что рейс 93, благодаря мужественным пассажирам рухнувший в Пенсильвании, ударил бы в Белый дом и убил президента. Предположим, что злоумышленники планировали ввести военную диктатуру, которая убила бы тысячи и подвергла пыткам десятки тысяч человек. Предположим, новая диктатура при поддержке преступников организовала бы международный террористический центр, благодаря которому государства террора и пыток появились бы и в других местах. И, в качестве вишенки на торте, привела бы к власти команду экономистов – назовем их «кандагарскими мальчиками», – которые быстренько ввергли бы экономику в состояние худшей за всю ее историю депрессии. Это наверняка было бы значительно хуже терактов 11 сентября.

Каждому из нас следует понимать, что это не мысленный эксперимент. Подобное было в действительности. Я, разумеется, говорю о событии, которое в Латинской Америке нередко называют «первым 11 сентября»: 11 сентября 1973 года, когда Соединенные Штаты успешно реализовали свои упорные попытки свергнуть в Чили демократическое правительство Сальвадора Альенде, осуществив военный переворот, который привел к установлению бесчеловечного режима генерала Аугусто Пиночета. Так вот тогда диктатура призвала «чикагских мальчиков» – экономистов, получивших образование в Чикагском университете, – чтобы они перевели чилийскую экономику на новые рельсы. Подумайте об экономической разрухе, пытках и похищениях людей, умножьте число убитых на двадцать пять, чтобы получить эквивалентный коэффициент на душу населения, и вы тут же поймете, что последствия 11 сентября могли быть куда разрушительнее.

Цель чилийского переворота, как заявляли в администрации Никсона, сводилась к тому, чтобы убить «вирус», способный подвигнуть «всех этих иностранцев, которые стремятся поставить нас на деньги». Под этим «поставить на деньги» подразумевалась попытка контролировать собственные ресурсы и, в более широком смысле, реализовывать политику независимого развития, двигаясь по пути, который не нравился Вашингтону. А подоплекой событий стал сделанный Советом национальной безопасности при Никсоне вывод о том, что если Соединенные Штаты не смогут контролировать Латинскую Америку, то нечего даже думать о том, чтобы «успешно добиться порядка в любых других уголках мира». Как выразился Генри Киссинджер, в этом случае будет подорвана «вера в Америку».

В отличие от второго, первое 11 сентября отнюдь не изменило мир. Оно «не имело таких уж важных последствий», как заверил Киссинджер своего босса через несколько дней. И если судить по тому, как это представляет официальная история, его слова вряд ли можно назвать враньем, хотя те, кто остался в живых, вероятно, считают совсем иначе. «Всего лишь» была уничтожена чилийская демократия, «всего лишь» запушена в действие страшная машина истребления. Первое 11 сентября было одним из множества эпизодов драмы, начавшейся еще в 1962 году, когда

Кеннеди поручил латиноамериканским военным миссию обеспечивать «внутреннюю безопасность». Страшное продолжение этой истории тоже не повлекло особо важных последствий – знакомая модель, когда на страже истории стоят ответственные интеллектуалы.

Возвращаясь к двум категориям интеллектуалов. С исторической точки зрения представляется чуть ли не универсальным, что интеллектуалов-конформистов, поддерживающих официально заявленные цели, одновременно с этим игнорирующих либо рационально объясняющих преступления властей, чествуют и поощряют в их собственных странах, а ценностно-ориентированных так или иначе наказывают. Эта модель восходит к заре человеческой истории. Человека, обвиненного в развращении афинской молодежи – Сократа, заставили испить чашу с ядом, дрейфусарам инкриминировали «разложение душ и, соответственно, общества в целом», а ценностно-ориентированных интеллектуалов 1960-х годов обвинили во вмешательстве в процесс «воспитания молодежи»[41]. В иудейских священных книгах присутствуют персонажи, которых по нынешним стандартам вполне можно назвать интеллектуалами-диссидентами – в английском переводе их называют «пророками». Они тоже бесили власть своим критическим геополитическим анализом, осуждением преступлений существующего режима, призывами к справедливости, заботой о бедных и страждущих. Царь Ахав, самый злобный из всех, объявил пророка Илию ненавистником Израиля, первым «ненавидящим себя самого иудеем», то бишь древним аналогом нынешнего «антиамериканца». С этими пророками обошлись сурово, в отличие от придворных льстецов, впоследствии объявленных лжепророками. Подход вполне объяснимый. Будь иначе, нас бы постигло удивление.

Что же касается ответственности интеллектуалов, то мне кажется, здесь нечего особо добавить к элементарной истине: интеллектуалам, как правило, даруют привилегии; привилегии дают возможности, а возможности предполагают ответственность. А раз так, то у человека есть выбор.

Тринадцатого февраля 2008 года в Дамаске был убит Имад Мугния, один из высших военачальников «Хезболлы», военизированной организации ливанских шиитов, цель которой – создание в Ливане исламского государства по образцу Ирана. Официальный представитель Государственного департамента Шон МакКормак тогда заявил: «Без этого человека мир стал лучше. Так или иначе, суд над ним свершился»[42]. Директор Национальной разведки от себя добавил, что Мугния «нес ответственность за смерть большего количества американцев и израильтян, чем любой другой террорист, за исключением Усамы бен Ладена»[43]. По сообщениям лондонской Financial Times, когда над «одним из самых разыскиваемых Соединенными Штатами и Израилем людей» свершилось правосудие, в Израиле воцарилась необузданная радость[44]. Под заголовком «Боевик хотел конца света» следовал рассказ о том, как «Мугния уступил первое место Усаме бин Ладену в списке самых разыскиваемых преступников после 11 сентября 2001 года, став вторым “самым разыскиваемым боевиком в мире”»[45].