Новик, невольник, казак - Степан Кулик

Полупуд подергал ус и кивнул.

– Понимаю. Пусть так и будет. Садись к кормилу. Но смотри… Вздумаешь учудить чего, тоже поймешь, что сильно ошибся. И везение твое на том берегу Днепра осталось. Рядом с Вороном.

Разговаривая с кормчим, запорожец не забывал и об остальных разбойниках. Так что когда те очнулись, то оказались привязанными к скамье. Причем так хитро, что любая попытка вскочить затягивала петлю на шее. И пленники это очень быстро поняли, поэтому сидели смирно, только глаза таращили. Рты им Полупуд тоже заткнул. На всякий случай. Не поверил Типуну, что тот пустился в погоню всего лишь с тремя разбойниками.

Я тоже. Поэтому участия в разговоре давних знакомцев не принимал, а торопливо заряжал пистоли и мушкеты. К слову, без должных навыков это весьма хлопотное дело. Особенно если торопишься. То порох мимо просыплешь, то пулю уронишь. Или пыж вставить забудешь, и вся начинка из дула высыплется.

Так что к тому моменту, когда с ревом, воем и свистом на байдак со всех сторон полезли полуголые разбойники, у меня наготове было только четыре пистоля и два мушкета. Зато ни одного фитильного, все с кремневыми или колесцовыми замками.

– Ах ты ж тля! – рявкнул Полупуд и с досады или для обеспечения тыла от души звезданул кормщика в ухо. – Держись, Петро! Бей, кого можешь, не жалей! Гребцов я сам наловлю!

Похоже, абордажный бой для запорожца был чем-то сродни веселья… и танца. Он чувствовал себя в нем как рыба в воде. Скакал чертом, вертелся юлой, носился вихрем… Колол, рубил… Парировал, уклонялся и отпрыгивал, умудряясь при этом пнуть врага ногой или толкнуть так, что тот летел за борт. Потом снова бросался вперед и снова рубил… В какой-то миг мне даже показалось, что на судне не один Полупуд, а как минимум трое. И чтобы справиться с какой-то дюжиной головорезов, им и помощь не нужна.

Думать можно разное. Это не запрещено. А вот клювом щелкать в быстротечном абордажном бою чревато. Обстановка меняется мгновенно. Зазевался – «со святыми упокой…». Эту науку Василий мне успел преподать.

Так что я сразу разрядил мушкет в тех, которые заходили к запорожцу сзади. Не промазал. Потому что положил ствол на тюк и хорошо прицелился. Чубатая голова, держащая в зубах длинный нож, как переспелый арбуз лопнула, забрызгав соседей мозгами и кровью. Что, естественно, не придало им азарту.

Второй выстрел уже произвел с колена. Получилось хуже. В последний момент опорная рука подалась под весом мушкета, но все же, судя по воплю и всплеску речной воды, не промахнулся. Впрочем, не факт. Завопить и свалиться за борт вполне мог кто-то из «приголубленных» клинком Полупуда.

Потом пришлось позабыть о корме и позаботиться о себе самом. Пока стрелял в «дальних», на нос байдака тоже вскарабкалась парочка разбойников.

Бабах!

Знаю, что ранение в живот мучительное, и с удовольствием стрелял бы в голову, такой я гуманист, но туловище мишень побольше размером. А я очень хочу жить. Привык, наверное. А для этого лучше не промахиваться.

Бабах!

Гладкоствольный пистоль не самое точное оружие, но с расстояния в два шага не попасть в ростовую цель сложно. А уж с одного – особенно когда к тебе тянутся клинком – и вовсе надо в другую сторону стрелять, чтобы промазать.

Оба разбойника, корчась и завывая, свалились на дно байдака.

У меня осталось еще два заряженных пистоля, а бой, похоже, приближался к концу.

Поминая всех святых угодников и обещая всем насыпать на одно место по полпуда соли, Василий еще фехтовал с двумя харцызами, но и только. Остальные либо лежали смирно и тихо, как пристало покойникам, либо корчились и стонали от боли. Вокруг судна, в воде, виднелась пара тел, но ни одно из них не шевелилось.

Полупуд тем временем вышиб саблю из рук у предпоследнего противника. Но тот, в ярости или от страха, неожиданно пригнулся и, даже не помышляя о защите, бросился казаку в ноги. Василий рубанул его по спине, так что того аж выгнуло, но отпрыгнуть не успел и на ногах не устоял.

Видя это, последний разбойник заорал что-то и метнулся вперед, в надежде добить лежачего. Но я тоже не дремал.

Бабах!

Разбойник вздрогнул, пошатнулся и сделал еще один шаг вперед, держа саблю перед собою, острием вниз, как колун.

Бабах!

И даже не глядя на результат, стал лихорадочно перезаряжать пистоль. Береженого и Бог бережет. А удача сопутствует тем, кто готов к любым неожиданностям.

К счастью, добавки не понадобилось. Последний разбойник упал навзничь одновременно с тем, как вскочил Полупуд.

Всё… Бабушка приехала.

Усталость навалилась такая, что я без сил присел на тюк и опустил словно налитые свинцом руки. Пуля тут же выкатилась со ствола и негромко плюхнулась в лужицу на дне байдака. Странно, откуда только взялась, вроде раньше вода не просачивалась.

– Метко стреляешь… Хвалю… – Василий вытер клинок одеждой одного из убитых, но остался чем-то недоволен, потому что сделал это еще раз рогожей, и только после этого сунул саблю в ножны. – Один бы я так хорошо не управился. Трупов, конечно, многовато. Но все ж лучше, чем дырка в собственной шкуре. Ты сиди, сиди… В такой слабости конфуза нет. Это с непривычки… После первого десятка пройдет. Не покойников… Их у тебя уже немало набралось. В десятке боев надо побывать… Пока перестанешь каждый раз, как заново, переживать.

Казак неторопливо продвигался от кормы в мою сторону, проверяя состояние поверженных противников. Трупы быстро обшаривал, скорее по привычке, чем целенаправленно (что с полуголого взять?) и вываливал за борт. Троих, взглянув на раны, кольнул ножом в сердце и тоже отправил в реку, а двоим – стянул руки веревками и привязал к уключине. Значит, посчитал, что пригодятся еще.

Так постепенно добрался и до Типуна.

Кормщик, как очнулся, так за все время даже с места не сдвинулся. То ли рана донимала, то ли надеялся, что и без него управятся. Видимо, свой промах посчитал досадной случайностью, и сейчас ему даже в голову не пришло, что двое – один из которых паныч-неумеха – смогут противостоять целой ватаге отборных головорезов. А когда увидел, чем дело закончилось, притих, как мышь под веником. Чтоб лишний раз не сердить победителей. Ибо еще древними сказано: «Vae victis»[4].

– Убьешь? – спросил покорно, когда Полупуд встал перед ним.

– За то, что обмануть попытался? – переспросил запорожец. – Нет… Любой бы так сделал, у кого духу хватит. В желании обмануть врага ничего постыдного нет. За это зла не держу. Но если челн на мель посадишь или другую каверзу учудишь, тогда – не обессудь. Богом клянусь, пожалеешь, что на свет уродился. Локти и колени перебью, а потом по шею в воде к кормилу привяжу и так оставлю. Сколько сдюжишь, столько и живи. Веришь?

Казак говорил спокойно, даже нехотя, словно о мелочи какой. Не срочной и не важной. Но даже я понял – сделает, как пообещал. Понял и разбойник.