Снадобье для вдовы - Кэролайн Роу

— Да, капитан, — согласился мальчик.

— И не позволяй себе ликовать, когда думаешь, что побеждаешь — не останавливаясь, налетай на противника и прикончи его. Подобное поведение сгубило многих молодых ротозеев. Помни, что цель твоего противника — убить тебя. Война — это не игра в шахматы, Юсуф. Хитрый противник попытается разыграть слабость, чтобы заманить тебя в ловушку. Никому не верь и помни о локтях, — добавил он, похлопав его по одному из них.

— Обещаю, сеньор капитан, — сказал Юсуф.

В этот момент подъехал еще один стражник, за которым следовали конюхи, ведя четырех крепких вьючных мулов и гнедую кобылу Юсуфа; ее шелковистая шкура и необычная окраска были едва заметны в усиливающемся свете.

— Где бейлиф? — спросил сержант у стражников, с большой неохотой освобожденных капитаном от своих обычных обязанностей, чтобы присмотреть за ценным грузом и не менее ценной персоной королевского воспитанника.

— Улибе? Я его не видел, — пожал плечами капитан. — Может быть, он у Его преосвященства?

— По всем признакам день будет еще жарче вчерашнего, капитан, — проворчал сержант. — А мулам предстоит тащить тяжелый груз. Если мы хотим оказаться в Барселоне до заката, то нам надо выезжать поскорей. Или же захватить больше вьючных животных.

— Послушайте, Доминго, — ответил капитан сержанту, — если вы не успеете добраться за один день, так тому и быть. Проедете, сколько сможете, а закончите путешествие завтра. Наша главная задача — сделать так, чтобы эти грузы были доставлены в Барселону в целости и сохранности.

— Сержант, мы можем выезжать хоть сейчас, — вмешался один из стражников помоложе. — А Улибе Климен нас догонит…

— Его преосвященство будет недоволен, — возразил сержант. — Он хочет, чтобы мы взяли под защиту его друга-бейлифа.

— Вообще-то, его друг-бейлиф производит впечатление человека, вполне способного защититься без посторонней помощи, — хмыкнул Габриэль, второй стражник.

— Кто таков этот Улибе? — спросила Юдифь, до этого стоявшая в непривычном молчании. — Ему можно доверять?

— Он вассал друга нашего господина — епископа, — пояснил Исаак. — Он явно силен и умеет ловко обращаться с оружием. Его преосвященство весьма заинтересован, чтобы они ехали вместе.

— И, стало быть, теперь они должны вместе жариться на солнышке, потому что этот Улибе любит вздремнуть, — буркнула Юдифь. — Послушай… уже достаточно рассвело. Им вряд ли понадобится луна, чтобы освещать дорогу. Довольно скоро тут будет столько солнца…

— Что верно, то верно, госпожа Юдифь, — согласился сержант. — И конюхи еще не закончили нагружать этих мулов. Эй, бездельники! — позвал он. — Что вы там копаетесь? Ну-ка, за работу. — И он подошел к громоздящейся горе поклажи, вынесенной из дворца и кладовой собора. — Вы что, думаете, эти сундуки заберутся на спины мулов сами?

Когда погрузка была завершена, две больших корзины и три узла все еще стояли на земле.

— А это что такое? — поинтересовался сержант.

— Это вам в дорогу, — пояснила Юдифь.

— Мама беспокоится, как бы вы не умерли с голоду по пути в Барселону, — усмехнулась Ракель. — Вот и собрала вам небольшой холодный обед.

— И как мы это повезем? — вытаращил глаза сержант. — Мулы уже тяжело нагружены для такой жары и расстояния.

— Первую часть пути с вами поедут моя дочь и муж, — успокаивающе улыбнулась Юдифь. — У них с собой никакой поклажи. Их мулы могут везти провизию, а назад — пустые корзины.

— Вы едете с нами? — чуть слышно переспросил сержант. — Его преосвященство как-то забыл об этом упомянуть…

— Мой отец подумал, что Юсуф, возможно, найдет отъезд трудным, — пояснила Ракель.

— Он не ребенок, — буркнул сержант.

— Конечно, нет, но мой отец будет по нему скучать, — прошептала Ракель. — И я тоже. Не беспокойтесь. Мы собираемся вернуться назад, когда вы остановитесь позавтракать.

— А вот и Его преосвященство! — облегченно вздохнула Юдифь. — Наконец-то. — Она смотрела на лицо сержанта, где недовольство уступило место недоверию, постепенно сменившись негодованием.

Пока епископ спускался с холма, к путешественникам подвели еще двух мулов. В этот момент, к счастью для его же репутации, появился Улибе Климен. Он ехал на тяжелой, могучего вида лошади, ведя на поводу своего тяжело нагруженного мула, о чем-то беседуя с четвертым стражником, ехавшим рядом с ним. В поднявшейся сразу суматохе остатки поклажи были погружены, и прозвучали последние прощания. Не оставалось ничего иного, как отправиться в путь, а секретарь Его преосвященства помчался вниз с холма, размахивая каким-то свертком.

С тяжким вздохом сержант спешился вновь, чтобы выяснить, что стряслось на этот раз.

На противоположной, северной, стороне площади сонный стражник, зевая, начал вынимать засов и отпирать ключами ворота на Сен-Фелиу и Виа-Аугуста, эту великую римскую дорогу, ведущую из мавританских и кастильских земель на юг и запад Валенсии к дальним северо-восточным границам Каталонии — впрочем, стражнику было абсолютно все равно, куда и откуда она ведет.

— Мы так припозднились, что городские ворота уже открываются? — окликнул его Улибе.

Стражник обернулся.

— Я ничего не знаю про вашу жизнь, бейлиф, — сказал он. — Знаю только, что я сегодня утром открываю рано.

— Но уж, конечно, не ради нас? — уточнил Улибе.

— В честь чего? — проворчал тот, сплюнув в пыль на краю мостовой. — Я не почувствовал веса ваших денег. В городе немало и других людей, у которых важные дела. И одно из них — пропустить в город сегодня утром повозку с ценным товаром, и мне отвалят щедрую сумму за то, что вытащили меня из постели, прежде чем город проснулся. А теперь позвольте мне заняться моим делом.

— Ничто не обрадует меня больше, — холодно бросил Улибе.

В этот момент на юго-восточном краю площади появился человек, торопившийся с холма к северным воротам.

— Эй, ключник! — окликнул он. — Моя повозка еще не прибыла?

— Нет, мастер Луис, — ответил тот. — Пока все спокойно. — Закончив закреплять вторую половину огромных ворот возле каменной арки, удерживавшей их на месте, он выглянул наружу, но, не услышав ничего, что хотя бы отдаленно напоминало о приближении повозки, поплелся к своей каморке, готовый выскочить в любую минуту и задержать первую попавшуюся телегу в надежде поживиться дополнительной парой мелких монеток.

Площадь вернулась в сонный мир раннего утра. Единственный шум — за исключением приглушенного разговора между сержантом, епископом и его секретарем — был отдаленный стук копыт и пение птиц. Лекарь спешился и присоединился к остальным в их тихой беседе. С одобрительными кивками все четверо разошлись и остались слышны лишь птицы и стук копыт, становившийся все ближе.

Эти тихие звуки были внезапно прерваны хриплым, негромким вскриком, звонким топотом копыт и тошнотворным звуком падающего тела, столкнувшегося с чем-то твердым и неподатливым. На какой-то момент все застыли в шоке.