Бездомная - Катажина Михаляк

– У тебя есть друзья? – невинно начала она.

– Были, – отрезала Кинга. – Когда с человеком случается то, что случилось со мной, друзья обычно улетучиваются. А у тебя?

Ася не ожидала настолько немедленного и прямого ответа – скорее рассчитывала на длинные слезливые откровения.

– У меня-а… – протянула она. – У меня есть, конечно. У меня куча друзей!

– И никто из них не пригласил тебя на сочельник.

В словах Кинги не было ни иронии, ни удивления; прозвучали они не как вопрос, а как констатация факта. Ася была одна как перст, вот и все. «Тысяча френдов в Фейсбуке, а рождество в компании польского спутникового телевидения».

– Мы, бомжи, держимся вместе. В основном вместе. Мы ведь противостоим ментам, городской охране. Противостоим и бандитам: ведь бывает, что кого-то из нас они изнасилуют ручкой от щетки, кого-то замучат насмерть, кого-то подожгут… Ты шокирована? Разве ты не знаешь, что к бомжам относятся хуже, чем к животным? Над несчастной псиной порой даже бандит смилостивится, но не над вшивым старым оборванцем… Возвращаясь к твоему вопросу: хоть мы, бомжи, и держимся вместе, но дружить не дружим. Впрочем, как раз сочельник можем проводить вместе, если захотим: и ночлежки, и Общество святого Альберта[2] непременно устраивают благотворительный вечер. Тут тебе и длинный стол, накрытый белой скатертью, и елка, и прибор для заблудшего странника…

– Ты шутишь! – не поверила Ася. – Может, и святой Николай приходит с мешком подарков?

– Нет, об этом я не слышала. – Кинга спокойно отправила в рот ломтик ветчины. Она так ловко пользовалась ножом и вилкой, словно накануне окончила школу хороших манер, а вовсе не бродяжничала.

– И за этим вашим рождественским столом вы вместе преломляете облатку, желая друг другу возвращения домой? – издевательски спросила Ася.

Кинга испепелила ее взглядом.

– Не знаю, чего они друг другу желают: лично я свой первый и пока единственный сочельник в статусе бездомной провела в мусорном отсеке, желая себе смерти.

У Аси слова застряли в горле. Какое-то время они молчали. У обеих пропал аппетит.

– Я хочу как-то тебе помочь, – наконец тихо произнесла Ася.

– Почему? – так же тихо спросила Кинга.

– Потому что… потому что и со мной могло случиться то же, что и с тобой. Например, если б я потеряла работу и мне было бы нечем платить кредит за квартиру…

– Не драматизируй, – фыркнула Бездомная. – У тебя ведь есть родители? Они же не бросят тебя на произвол судьбы. Да и в любом случае – не так уж легко вышвырнуть человека на улицу.

– Тебя же вышвырнули, – ехидно заметила Ася, которую рассердила ирония в голосе Кинги.

Кинга пожала плечами.

– Меня выписали из больницы, и мне было некуда идти.

Я солгала. Солгала Асе и глазом не моргнув. На самом деле потерять все, включая свой любимый дом, в котором ты сама вылизывала каждый угол, для которого заботливо подбирала каждую мелочь, – очень просто. Достаточно одной-единственной записи у нотариуса, на которую ты, влюбленная в своего будущего мужа, не обратишь внимания, – но придет время, и ты застанешь дверь своего дома запертой, замки будут сменены, а если совсем не повезет, то окажется, что за той самой дверью уже живет кто-то чужой, и этот кто-то как раз срывает обои, которые ты клеила собственноручно, и сбивает в ванной плитку, в поисках которой ты когда-то оббегала пол-Варшавы.

Быть может, этот кто-то даже откроет тебе дверь. Может, и пустит на порог, удивляясь, что ты знаешь код домофона и без проблем смогла войти в охраняемый двор; пустит – и тут же сухо сообщит, что купил эту квартиру два месяца назад, может продемонстрировать все документы и сообщит, что понятия не имеет, зачем ты сюда пришла, если собственницей жилья не была, не являешься и вряд ли уже станешь, – разве что если примешь его приглашение на кофе… В этот момент он состроит тебе глазки и позволит себе двусмысленную улыбку: ты ведь по-прежнему красивая молодая женщина, выглядишь соблазнительно, и на лбу у тебя не написано: «Сумасшедшая, держитесь от нее подальше».

И не будет иметь ни малейшего значения, что как минимум половина отличной квартиры в довоенном каменном доме принадлежала тебе: мало того, что часть средств на нее дали твои родители (когда у тебя еще были родители), так еще и шесть лет кряду месяц за месяцем именно ты, разрываясь между учебой и работой, платила кредит из собственных денег, которые так тяжело доставались. Да кроме этого, на шее у тебя сидел увалень Кшиштоф, у которого руки росли не из того места и который не мог найти иного занятия, кроме как торговать подержанными автозапчастями на «Аллегро» да переключать телеканалы с ТВН-24 на «Евроспорт».

Возвращаясь мыслями к тем временам, я не перестаю изумляться собственной глупости: как же меня угораздило выйти за этого кретина? Я ведь могла преспокойно изучать свою любимую ландшафтную архитектуру, заниматься сексом с любым парнем, которого бы себе присмотрела (тогда-то я и впрямь была классной девчонкой!); окончив вуз, могла объездить полмира, впитывая глазами и душой всю эту красоту, а в конце концов – да нет, это был бы вовсе не конец, а начало, начало новой жизни, – найти приятного, доброго мужчину и создать с ним семью, в которой царила бы теплота и любовь.

Но нет же! Надо же было прямо сейчас, сию минуту, немедленно выйти замуж за самого законченного неумеху, который когда-либо шатался по коридорам Академии сельского хозяйства! Зачем, почему? Разумеется, виной всему любовь!

Ася, ты не веришь? Недоуменно качаешь головой? Так помни, любовь слепа и человек от нее глупеет.

Возвращаясь к Кшиштофу Крулю: у него было одно большое достоинство – он точь-в-точь походил на моего отца. Отец был, несомненно, ленив, но во всем слушался моей матери. Ни одного самостоятельного шага не совершил он без разрешения своей любимой Нюси. И я, если хотела сохранить свою свободу, должна была найти себе кого-то в этом роде. И нашла. А поскольку любовь слепа, то я и не заметила одной небольшой разницы: в отличие от папочки Тадеуша, муженек мой Кшиштоф оказался хитрецом и авантюристом. Обставил он меня, вот что. Но об этом позже…

Мы сразу положили друг на друга глаз. Я была непосредственной, жизнелюбивой, смешливой, способной к учебе; я нравилась всем – не только однокурсникам, но и преподавателям. Кшиштоф Круль казался типичным аутсайдером: тихий, занудный, никто его не замечал; думая, что я не вижу, он пас меня глазами теленка и быстро отворачивался, как только я ловила его взгляд. Он представлял собой полную противоположность тому, кого когда-то… Кто был… Впрочем, это не важно. А важно то, что я принялась демонстративно соблазнять Кшиштофа Круля, а войдя в азарт, уже не могла остановиться. Дело в том, что в одном Кшиштоф был действительно отличным – выдающимся! – мастером: в сексе. Это была его сильная сторона. Мог он всегда и везде, ночь напролет. Он был неутомим и о-о-очень изобретателен. Умел спереди и сзади, сбоку, снизу, да хоть вверх ногами. А если еще представлять себе, что занимаешься любовью не с ним, а с тем, другим… Улет на Альфу Центавра и назад обеспечен.