Тайны большого леса - Василий Головачев

– Жесть! – оценил трансформацию шкафа Редошкин.

Максим потрогал фолиант стволом винтовки, потом потрогал пальцем экспонат, готовясь отскочить в случае чего, но «книга» не исчезла, не превратилась в туман, и он снял её с подставки.

– Тяжёлая? – полюбопытствовал Редошкин.

– Кило пять-шесть.

– Открой.

– Наверху посмотрим, что это такое, за мной!

Вернулись к шахте, увидели в квадрате синего неба вверху голову Мерадзе. Лейтенант тоже заметил их, крикнул:

– Быстрее выбирайтесь! Тут такое творится!

– Ты первый, – подтолкнул Редошкина к шахте Максим, – Вероника за тобой, я последним.

Вылезли на крышу, и Максим понял причину волнения лейтенанта.

Вокруг здания роились шмели!

Со всех четырёх сторон здания висели в воздухе довольно плотные колонны полосатых четырёхкрылых насекомых, поднимая крыльями слитный многострунный гул.

– Эт-то ещё что за парадное построение?! – изумился Редошкин, невольно вскидывая карабин.

– Висят уже полчаса, но почему-то не нападают, – с весёлой тревогой сказал Мерадзе, поводя из стороны в сторону стволом огнемёта. – Если бросятся все разом, огневичок их не остановит!

Максим заметил возле вертолёта полковника, подбежал с книгой в руке.

– Вот, нашли… что происходит, Сергей Макарович?

– Сам не видишь? – буркнул Савельев, дыша, как рыба, вытащенная на берег. – Что это за хреновина?

– С виду книга, потом посмотрим. Почему они не нападают?

– Спроси чего-нибудь полегче.

– Где Егор Левонович?

– В кабине, где же ему ещё быть.

Максим заскочил было в вертолёт, но вернулся и втащил задыхавшуюся Веронику в салон.

– Посиди, отдышись.

Подсел к Карапетяну.

– Егор Левонович, почему шмели не нападают?

Вместо физика ответил Костя, наблюдавший за панорамой крыши через иллюминатор:

– Ждут приказа. Либо ожидают более серьёзных соотечественников.

Максим выскочил наружу.

– Как дела с ремонтом?

– Заканчиваем, – ответил Спицын.

– Поторопитесь, назревает буря!

Майор оглядел небосвод.

– Вроде никаких туч не видно.

– Я имел в виду реакцию леса. Он и так слишком долго терпел наше присутствие.

– Отобьёмся, – глянул Спицын на Мерадзе, вооружённого огнемётом.

Спать хотелось неимоверно: сказывалось напряжение последних дней и отсутствие нормального сна, – но Плащинин старался не обращать внимания на падение тонуса, хорохорился при всех (молодой, сильный, энергичный, умеющий ухаживать за собой при любых обстоятельствах), а сам тайком сосал таблетки нитросорбида и литрами поглощал кофе, благо на базе были два кофе-автомата – в баре и в кафе главного корпуса.

После разговора с начальником управления события начали разворачиваться со скоростью пулемётной очереди, хотя и не так, как планировал Плащинин.

Из воинской части под Тюменью прилетел новенький Ми-8АМТШ, и его начали готовить к рейду в «соседнюю вселенную», инструктируя пилотов и устанавливая на борту аппаратуру для ловли «квантовых осцилляций» – по словам Карапетяна.

Сам инициатор поиска иномериан отсутствовал, находясь на борту невернувшегося Ми-171 вместе с командой полковника Савельева, но на базе отдыха «Дикий» остались сотрудники научно-технического управления ГРУ, знавшие все тонкости процесса, и других специалистов искать не пришлось.

В одиннадцать часов Плащинину позвонил Скорь и сообщил, что после обеда в Тюмень прилетят коллеги из ФСБ и надо будет передать им все материалы по изучаемой проблеме, объяснить, что происходит, и ждать появления министра обороны.

– Сдать материалы? – растерялся Виктор Викторович. – Вы хотите сказать, нас отбортовывают?!

– Термин «отбортовывать» к лексикону спецслужб не имеет отношения, – сухо сказал начальник управления. – Наверху сочли необходимым сменить руководство операцией. Директор ФСБ был на приёме у президента, и тот дал согласие, тем более, что для нас это дело непрофильное.

– Но мы лучше других подготовлены во всех планах и знаем, что и где искать!

– Выполняйте распоряжение, генерал! – ещё суше сказал Скорь. Затем тон его смягчился: – К нам претензий нет, и это хорошо. Произведите на министра хорошее впечатление. Это не приказ – совет.

– Очень жаль! – вырвалось у Плащинина.

– В каком смысле? – не понял начальник управления.

– Жаль, что мы не довели дело до конца. Согласитесь, ни с чем более интересным и значимым мы ещё не сталкивались.

– Может, оно и к лучшему? Всё может закончиться совсем не позитивно, да и не наша это епархия – контакт с иной вселенной.

– Да, но в этой самой вселенной остались наши люди!

– Прилечу к вечеру, разберёмся. – Скорь выключил свой ОДР и перестал быть виден.

Расстроенный Плащинин снял свои очки, встретил изучающий взгляд майора Полевого, выполнявшего роль адъютанта, потряс головой.

– Такие вот дела, Вадик.

– Сматываем удочки?

Плащинин невольно улыбнулся.

– Очень верно подмечено, дружище, хотя мне искренне жаль, что не мы будем заканчивать работу. Хотелось бы мне хотя бы одним глазком глянуть на Большой Лес.

– Может, ещё повезёт?

– Мечтать не вредно.

Делегация ФСБ прибыла на базу к обеду.

В её состав входили заместитель директора генерал Дорохов, два полковника, занимающиеся специальными проектами, Куницын и Савкин, и специалисты в области всевозможных технологий, от физики до медицины, среди которых были биологи, ксенологи, психологи и даже строители, всего более тридцати человек.

К этому моменту сотрудники ГРУ уже освободили жилые помещения базы, и трудностей с размещением вновь прибывших не возникло.

Плащинин вынужден был оторваться от бесед с пилотами «вертушки» и поспешил к такому же Ми-8АМТШ, на котором прилетела группа федералов.

Генерала Дорохова он знал. Это был сорокачетырёхлетний крепыш с выгоревшими соломенными волосами и простецким крестьянским лицом. При всё том генерал был умён и проницателен, в двадцать семь лет он закончил Академию погранвойск, в тридцать четыре – Академию ФСБ, и поговаривали, что скорее всего он станет преемником директора.

Однако человеком он был въедливым и замучил Плащинина вопросами, периодически ставя генерала в тупик.

Впрочем, не его одного. Физика контакта с «параллельной браной-вселенной» была не до конца понятна ни тем, кто занимался решением проблемы с самого начала, ни прибывшим профессорам, и возникшая дискуссия могла длиться долго, если бы не короткая отповедь Плащинина: