Первая любовь - Хелен Бьянчин

Тетушка умолкла на полуслове, но Бекки и без того поняла, кого та имеет в виду — ее неизвестного отца. Сведений о нем было так мало, что, даже объявись сейчас Лиз, мать Бекки, вряд ли она смогла бы сказать что-то определенное. Знакомство, в результате которого на свет появилась Бекки, являлось лишь незначительным фрагментом в жизни Лиз. Скорее всего, та понятия не имела, рисует ли ее дружок и есть ли у него вообще хоть какие-то таланты…

С тех пор минуло шесть лет. Бекки давно перешла с Денни на «ты», и они провернули вместе немало удачных сделок. Миссис Корриген, мать Денни, очень благосклонно смотрела на их общение и наверняка лелеяла определенные надежды, но Бекки было не до того. Она с головой окунулась в творчество: А также в учебу, потому что ей действительно удалось поступить в Королевский колледж искусств.

Все как-то так удачно сошлось: вдруг, откуда ни возьмись, появилась возможность заниматься любимым делом, параллельно изучая его и — что самое приятное — оплачивая учебу из собственных доходов. Последнему обстоятельству немало способствовал все тот же Денни, который поставлял Бекки заказчиков и приводил покупателей, желавших приобрести готовые картины.

Но Джилла Хорнби привел к Бекки не он. Тот сам вышел на нее.

Для Бекки все началось с телефонного звонка.

В первых числах марта в маленькой гостиной квартиры, которую Бекки арендовала в Лондоне, раздалась телефонная трель. Звонивший представился Джиллом Хорнби и спросил, может ли он поговорить с художницей Бекки Блейс.

— Вы уже с ней говорите, — ответила та. — То есть со мной. Я Бекки Блейс.

— Очень приятно, — прозвучало в трубке.

Голос у незнакомца был чуть хрипловатый, уверенный, как у человека, привыкшего скорее руководить, чем подчиняться.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что Джилл Хорнби хочет заказать портрет.

— Могли бы вы за это взяться?

Слова собеседника не удивили Бекки. Процентов семьдесят заказчиков, которых приводил к ней Денни, желали, чтобы их образ был запечатлен на полотне.

— В общем-то да, — осторожно произнесла Бекки, — только сначала скажите, в каком виде вы хотите быть изображены.

Вопрос не относился к категории праздных, некоторые из заказчиков — как правило, молодые дамы, но, случалось, и представители сильного пода — выдвигали непременное условие, чтобы портрет был в стиле ню. Иными словами, изображать их следовало обнаженными, а картина предназначалась чаще всего для спальни. Когда Бекки выполняла коммерческий заказ, ей, в принципе, было все равно, что рисовать. Однако раза два она столкнулась с превратным толкованием роли художника, и исходило это от мужчин.

Сам того не ведая, Джилл Хорнби успокоил ее.

— Рисовать нужно не меня, а мою мать, — сказал он, и Бекки облегченно вздохнула.

Если речь идет о матери, вряд ли стоит ожидать сюрпризов.

— Нам нужен портрет в кабинетном стиле, — продолжил Джилл Хорнби. — Сдержанный, но не лишенный некоторой романтики. Примерно такой, как ваша «Дама в муаре».

Услышав название картины, Бекки усмехнулась.

— Побывали на моей выставке?

— Да, — последовал короткий ответ.

Затем Джилл Хорнби спросил, сможет ли Бекки работать не у себя в студии, а в предместье Лондона. Она не возражала. Тогда Джилл Хорнби назвал адрес в Найтинг-Гроув, добавив, что его мать будет ждать Бекки через неделю.

— В понедельник утром вас устроит? — спросил он.

По утрам Бекки посещала занятия в колледже искусств.

— Э-э… нет, — сказала она. — Видите ли, в первой половине дня я занята, поэтому писать портрет могу лишь во второй.

Бекки думала, что собеседник воспримет известие не очень хорошо, однако тот неожиданно произнес:

— Ну и замечательно, моя мать не любит рано вставать.

После этого они договорились о сумме, которую Бекки получит за портрет, и на том беседа завершилась.

Правда, собеседник остался…

Разумеется, не наяву, а в мыслях Бекки.

Надо сказать, данное обстоятельство удивило ее. Повесив телефонную трубку, она некоторое время сидела в кресле, прислушиваясь к себе, пытаясь разобраться в своих чувствах.

Что такого в этом Джилле Хорнби? Почему его голос до сих пор звучит… даже не в ухе, а будто в самом мозгу?

Все это было более чем странно. Обыкновенный разговор, обсуждение конкретных вопросов, сугубо деловое общение — подобных бесед Бекки провела десятки. И никогда такого не случалось, чтобы голос потенциального клиента еще некоторое время эхом отдавался в ее голове.

Но сейчас именно это и происходило.

Что за наваждение?

И дело не столько в задержавшемся в памяти голосе, сколько в эффекте, который он производил на организм. От него по всему телу разливалось тепло, и каждая клеточка словно оживала, начинала трепетать, и это было очень приятно, очень…

Продолжая прислушиваться к себе, Бекки вдруг сообразила, что испытывает самое настоящее чувственное волнение.

А ведь она даже не видела этого Джилла Хорнби! Только слышала голос…

— Что же это такое? — едва слышно слетело с ее губ.

В свои двадцать два года Бекки имела очень небольшой опыт общения с мужчинами, да и тот ограничивался в основном деловыми контактами. Чаще всего виделась с Денни Корригеном, ну и, конечно, со своими сокурсниками. Однако от недостатка подобного общения не страдала, так как все ее помыслы были направлены на живопись.

Разумеется, как большинство девушек, Бекки мечтала о любви — такой, чтобы на всю жизнь, до конца дней. Но пристрастие к изобразительному искусству служило своеобразным щитом между нею и парнями. Как известно, любовь — это тоже в некотором роде творчество. Поэтому не одаренные талантами люди воспринимают ее как чудо. Те же, кто с головой погружен в искусство, имеют почти неограниченную возможность творческих проявлений. И это не только похоже на любовь, но даже способно оттеснить ее на задний план. Иными словами, если в жизни человека присутствует творчество, он питается почти теми же энергиями, что и влюбленный. Не зря ведь говорится — влюблен в свое дело.

Особенно остро подобный эффект ощущают те, кто живет рядом с так называемыми творческими людьми. Одержимость последних часто вызывает нарекания близких, обвинения в невнимательности, душевной черствости и прочих негативных проявлениях человеческой натуры. При этом самим творческим личностям порой бывает удивительно слышать в свой адрес подобные упреки.

Вот и Бекки жила словно в пресловутой башне из слоновой кости. Человеческие эмоции почти не достигали ее, скатывались по гладкой поверхности возвышения, на котором она поселилась.

Так почему же вдруг ее настолько взбудоражил самый обычный телефонный разговор?