Живые и взрослые - Сергей Юрьевич Кузнецов

Правда, Лева рассказывает о Нике только Марине с Гошей — конечно, они друзья, дразниться не будут. А остальные, небось, поднимут на смех: еще бы, самый умный мальчик, а дружит с дурочкой из «пятнашки»!

Пятнашки — дураки, это все знают.

Марина стоит у доски. Хорошо, три из пяти характеристик она помнит, а две другие придется сочинить. Меньше тройки по-любому не поставят — ну, дома на Маринины тройки давно махнули рукой. Мама знает: в четверти опять будут одни четверки, а в учебное время их-то как раз и не бывает — только тройки и пятерки. Три плюс пять будет восемь. Делить на два. Вот вам и среднее арифметическое.

Конечно, Марина может учиться лучше — но зачем? И без этого в жизни столько интересного! Чем учить скучные уроки, лучше гонять на велосипедах с Гошей, обсуждать с Левой, будет ли продолжение у «Мальтийской птицы» и правда ли ДэДэ — шпион мертвых.

Марина считала — нет, не правда, а Лева убеждал, что очень даже может быть, потому что, во-первых, ДэДэ вредный, во-вторых, непонятно зачем ходит в какие-то дурацкие походы, а в-третьих, в школах всегда бывают шпионы — какой угодно фильм посмотри!

Гоша по обыкновению говорил: «Ух ты!» — а Марина спорила: мол, если бы географ был шпионом, его давно бы уже поймали. И вообще — с мертвыми сейчас мир, шпионы только в кино и остались.

О мертвых Марина знает больше всех в классе. Все-таки ее папа время от времени бывает на приемах в Министерстве по делам Заграничья, встречается с мертвыми послами, заключает какие-то торговые сделки, покупает мертвую технику или мертвую одежду — те самые, которые потом не найдешь в магазинах, только у знакомых или на черном рынке. Марина сто раз просила папу достать мертвый плеер — живые плееры, которые продавались в магазинах, то и дело ломались и жевали пленку, — но папа категорически отказался. Мама объяснила: мертвые все время предлагают ему подарки, чтобы он заключил договор именно с ними, на их условиях. Но подарки эти брать нельзя: если узнают — в лучшем случае выгонят с работы.

Вот Марине и приходится ограничиваться редкими папиными рассказами о мертвых. Он говорит, мертвые вовсе не похожи на то, как их показывают в кино: по крайней мере — те мертвые, с которыми знаком папа. Они хорошо одеты, белокожи, носят, как правило, черные очки и смокинг, да и вообще всем похожи на людей, разве что действительно не любят солнце. Вот деловые встречи и происходят по ночам, а утром папа отсыпается, так что Марина видит его только по выходным.

Само собой, папе не до Марининых троек, тем более — по географии.

А по мертвым языкам у нее всегда пятерки — это папа ценит. Недаром когда-то хотел отдать ее в языковую спецшколу.

Марина выходит на улицу. Надо же, снег еще не растаял! Смеясь, она бросает снежок в Гошу, кричит:

— Откроем сезон?

— Ага! — и, бросив сумку, Гоша хватает пригоршню снега.

Лева уже куда-то убежал, так быстро, что Марина даже удивилась.

— Что это с ним? — спросила она Гошу.

— Может, он Нику пошел провожать?

— Ника-Кика, — зло ответила Марина, — не дружит он больше с нами, я правильно поняла?

— Почему не дружит? — пожал плечами Гоша. — Можно же дружить и с ней, и с нами?

— Как-то раньше без нее обходились, — сказала Марина, — и ничего.

В раздевалке она рассказывала Гоше мертвый фильм, который когда-то видел дядя Коля и потом пересказал ей. Это был фильм про мертвое об-гру, только оно называлось как-то по-другому. Действие происходило в специальной школе-монастыре, и главного героя приходили учить тонкостям боевой техники четыре призрака.

Вообще, в мертвых фильмах всегда довольно много призраков — что, конечно, неудивительно. Призраки — они ведь тоже мертвые, но только перешедшие Границу.

Тут Марина всегда путалась, а папу спросить стеснялась. Мертвые, с которыми общались папа и дядя Коля, призраками не были, это точно. Не были они, разумеется, и боевыми зомби — лишенными разума мертвыми, брошенными на прорыв Границы. Получалось: не все мертвые, пересекшие Границу, становятся призраками. Хочется разобраться, но в книгах ничего не пишут, а папу спросить Марина не решается. Можно еще поговорить с Павлом Васильевичем, но тут надо выждать момент, когда он начнет вспоминать войну. Вот тут и надо спрашивать.

Гошин снежок попадает Марине прямо в нос. Становится мокро и смешно.

— Ну берегись! — кричит она. — Не уйдешь!

— Ну чего, до первой крови? — говорит Лева.

Вадик толкает его в грудь:

— Ты, Рыжий, самый борзый, что ли, да?

— Сам ты борзый!

Традиционный ритуал: толчки, оскорбления, топтание по кругу и только потом — драка.

Лева и Вадик топчутся во дворе спортшколы, окруженные пятнашками. Вчера Лева подошел к забору, крикнул: «Завтра после уроков приду драться с Вадиком — один на один, как положено мужчинам!»

Один на один, да!

Он ничего не сказал друзьям — Гоша не отпустил бы одного, а Лева хотел честной дуэли. Сейчас, окруженный толпой пятнашек, жалеет: ему тоже болельщики не помешали бы.

Первый удар попадает Леве в ухо. Лева левой рукой хватает противника за грудки, а правой с размаху бьет в лицо. Вадик не успел закрыться — похоже, здоровый фингал ему обеспечен! Он вырывается из Левиных рук, отскакивает на полметра назад.

— Хороший удар, да? — спрашивает Лева, переводя дыхание.

— С понтом дела хороший, — отвечает Вадик и резко толкает Леву в грудь.

Лева отпрыгивает и тут же падает. Подножка, подлая предательская подножка! Он пытается подняться, но кто-то из пятнашек надвигает ему на глаза шапку. Другой начинает выкручивать руку, Лева кричит от боли и неожиданности.

— Болевой приемчик, — слышит он над ухом.

— Нечестно, — сипит Лева, — мы же договаривались один на один.

— А че, пацаны, я разве договаривался? — это голос Вадика. — Я че-то не помню.

Леву тычут лицом в размокшую от талого снега землю.

— Давайте Рыжему люлей навешаем по полной программе, — предлагает кто-то.

Лева пытается вырваться, но тщетно. Слишком крепко держат, шапка по-прежнему надвинута на глаза, Лева даже не знает, с какой стороны ждать удара.

— Эй, пацан, покажи класс! — подбадривает кто-то Вадика.

— Ну че, ты вроде до крови хотел? — спрашивает тот и бьет Леву по лицу.

Через полчаса снег на школьном дворе почти закончился. Марина вытряхивает остатки снежков из растрепавшихся волос.

— Считаем, что ничья, — говорит она Гоше.

— По-моему, я победил.

— Это еще почему?

— Такая примета: если даже ты говоришь, что ничья, — значит, на самом деле я победил, — объясняет Гоша, — а если ты кричишь «я победила!» — ну, значит, ничья.