Гробница Анубиса - Фредерик Неваль

— Ну, вообще-то… — бормочу я, — наверное…

Засим повисает долгая пауза.

— Морган, ваш голос как-то странно звучит. Я что, вытащил вас из постели? Но вы же, помнится, сова, привыкли ложиться поздно?

Похоже, он пытается намекнуть на что-то пикантное, но у меня нет ни малейшего желания шутить.

— У нас проблемы, Гелиос. Громадные проблемы.

— С вашим братом? А я думал, он держится как нельзя более чуде…

— Мне придется срочно отправиться в Индию.

Тут я в деталях описываю ему приезд нашего адвоката и бедственное положение, в которое попал отец. Заодно ввернул и пару слов об угрозе преследования, нависшей над Франсуа Ксавье, и о том, какие последствия все это может повлечь для меня. Он слушает не прерывая, а когда я наконец умолкаю, принимается кашлять.

— Сами видите, Гелиос, положение катастрофическое, — нажимаю я, одновременно тряся пустой пачкой, будто оттуда каким-то чудом могла выпасть еще одна сигарета.

— Ну, прежде чем толковать о катастрофе, давайте подождем, увидим, как все обернется.

Во мне начинает проклевываться росток безумной надежды. У Гелиоса длинные руки. Очень длинные, уж я-то более чем хорошо об этом осведомлен.

— Послушайте… если бы вы смогли чем-то… чем бы то ни было помочь в этом деле, я вас уверяю, что со своей стороны…

— Терпение, Морган. Дайте мне немного времени, я должен кое-что прояснить, вы же, простите, если это вас задевает, но, по существу, вы ничего не знаете. Или почти ничего из того, что нужно.

— Но я слово в слово пересказал вам все, что говорит адвокат моего отца.

— Навабраи Сундарайян, верно? Ничего о нем не слышал. За какие дела он берется?

— Он не из тех, кого можно назвать звездой этой профессии. Просто друг отца. Двадцать лет назад он занимался формальностями усыновления Этти. И у него есть влиятельные знакомые.

— Понятно, — протянул он, и я уловил в его голосе оттенок презрения. — Как бы то ни было, эти его связи не столь значительны, чтобы слава о нем соблаговолила достигнуть моих ушей. Я найду вам защитника, который специализируется именно на том, чтобы доводить дела подобного рода до благоприятного конца.

— Я вам очень благодарен. — проговорил я, толком не понимая, обращаю ли эти слова к Гелиосу или ко всем богам, способным меня услышать.

— Не благодарите. Я не меньше вашего заинтересован в том, чтобы предоставить в распоряжение вашего отца наилучшую защиту из всех возможных и, если потребуется, подергать за кое-какие ниточки, чтобы выпутать его из этой скверной истории. Время поджимает, вам придется взяться за работу как можно скорее.

Кровь отхлынула от моей физиономии.

— Прошу прощения?

— У вас что, память короткая, Морган? — осведомился он весьма сухо. — Вы меня удивляете.

Наш с ним последний разговор, имевший место год назад, стал мало-помалу пробивать себе дорожку в извилинах моего мозга.

— Что вы мне предлагаете?

— Охоту за сокровищем. За древней маской, которую я потерял.

— Что за маска?

— Египетская.

— Если память мне не изменяет, вы сейчас погрузились в египетскую древность?

Он насмешливо фыркнул:

— Я не какой-нибудь фанатик. Эта маска — вещь уникальная, и ей не терпится вернуться к своему хозяину.

— Как в свое время мечу Александра? — вставил я задиристо. — Что вы с ним сделали, Гелиос?

— Морган, уговор между нами яснее ясного: никаких вопросов.

— Вы забываете, что у одного из моих друзей неприятностей выше головы из-за этого меча.

— Я ничего не забываю. Ваш друг — хранитель египетских древностей Лувра. Профессор Ксавье, не так ли?

— Да. Тот самый Ксавье, что подписал…

Вдруг ужасающая мысль пробуждается в моей голове. Коллекция Тутанхамона! Его знаменитая посмертная маска! Похищение по всем пунктам соответствовало характерному для Гелиоса образу действий.

— Гелиос, — хрипло выговариваю я, — какая она, эта ваша маска?

— Погодите немного. Гиацинт скоро снабдит вас всей необходимой информацией.

— Вы имеете какое-нибудь, близкое или отдаленное, касательство к тому, что случилось сегодня утром в Бурже? — Этот вопрос я решаюсь пролепетать едва слышным голосом.

Телефонная трубка отзывается резким саркастическим смешком.

Во рту у меня вдруг так пересыхает, что язык липнет к нёбу, будто клочок кожи.

— Морган, вы меня оскорбляете, — цедит он с угрозой.

— У меня не было такого намерения. Но я надеюсь, что вы не пошлете меня вдогонку за бандой до зубов вооруженных наемников или не предложите порыться в тайнах египетских секретных служб, чтобы перехватить маску Тутанхамона.

— О! Морган, а почему бы мне не прибрать к рукам Сфинкса? Маска Тутанхамона… Прелестная безделушка, охотно бы ее приобрел, но нет. Скорблю, но вынужден вас разочаровать — маска этого бедного малого мне в высшей степени безразлична. Хотя это похищение, прямо скажем, мастерская работа, истинный шедевр и, разумеется, весьма прискорбный факт для такого ученого человека, как вы, да и для культуры трагична потеря подобных экспонатов, я тем не менее лелею куда более возвышенные притязания. У маски, которая меня интересует, не аккуратненький вздернутый носик, а длинная шакалья морда и заостренные уши.

— Анубис?

— Я же вам сказал: Гиацинт свяжется с вами. А пока спокойной но…

— Подождите! Мой отец…

— Внесем ясность, Морган: это сделка. Я вытаскиваю для вас каштаны из огня в этих делах с вашим отцом и вашим другом, но взамен вы мне приносите маску. Выбирайте.

— Но я не…

— Да или нет? — (Я прикусил язык, пытка была невыносима.) — Отлично. Даю вам время поразмыслить до прибытия нашего дорогого Гиацинта.

— Постойте! Гелиос!

Он повесил трубку.

Терзаемый яростью и бессилием, я прошелся по саду.

Шантаж. Снова… В тот раз он использовал Этти, теперь — отца. Значит, у этого человека нет ни капли совести, он ни перед чем не остановится? А мне сейчас; при таких обстоятельствах, пускаться в новую погоню за сокровищем…

Я провел целый год, бегая с братом по психиатрам и невропатологам, день и ночь глаз с него не спускал, от меня не мог ускользнуть малейший рецидив, я улавливал самый слабый сигнал тревоги, изо всех сил помогая ему снова стать самим собой. Долгие месяцы я себя изводил и мучил, поскольку знал: если здоровье Этти не поправится, папа опять замкнется, я потеряю его навсегда.

Сколько раз я впадал в отчаяние, теряя силы на этой изнурительной дистанции! А Мадлен — сколько раз она спешила на помощь, когда мне становилось уж совсем невмоготу: с одной стороны Этти, с другой работа, а тут еще несвоевременные папины эскапады и все эти мелкие повседневные заботы, которые, как они ни смешны, способны в два счета оборачиваться адской мукой…