Храм Духа Святого - Фланнери О'Коннор

Лаверна, высокая особа с волосами соломенного цвета, громко расхохоталась и хлопнула себя по бедру, как будто ей показали что-то страшно уморительное.

— С оружием! — воскликнула она. — Ну и вид! С оружием!

Проковыляв к софе, она рухнула на нее и высоко вскинула ноги — а затем бессильно, с глухим стуком их уронила.

Пол под Руби поднялся до такой высоты, что она могла теперь его видеть, и застыл чуть наклонно. С жутчайшей сосредоточенностью во взоре она нащупала его ногой и оперлась. В глубине комнаты показалось кресло, и она двинулась к нему, осторожно ставя ноги одну перед другой.

— Тебя в шоу про Дикий Запад надо отдать! — сказала Лаверна Уоттс. — Обхохочешься!

Руби добралась до кресла и кое-как села.

— Замолчи, — сказала она хрипло.

Лаверна сидя наклонилась вперед, показала на нее пальцем и опять упала на спину, сотрясаясь от смеха.

— Хватит! — закричала Руби. — Хватит! Я больна.

Лаверна встала и в два или три больших шага пересекла комнату. Приблизившись к Руби, нагнулась, прищурила один глаз и посмотрела ей в лицо, как в замочную скважину.

— Ты лиловая какая-то, — сказала она.

— Я больна, ясно тебе? — мрачно отозвалась Руби.

Лаверна постояла, поглядела — и чуть погодя скрестила руки на груди, многозначительно выпятила живот и пустилась раскачиваться взад-вперед.

— Ну, и зачем ты явилась сюда с этим пистолетом? Где его подобрала?

— Села на него, — промямлила Руби.

Лаверна стояла, покачивала животом, и ее лицо приобретало мудрое-премудрое выражение. Тем временем Руби, откинувшись в кресле, разглядывала свои ступни. Комната мало-помалу успокаивалась. Руби вдруг села прямо и вытаращилась на свои лодыжки. Опухли! Нет, никаких врачей, завела она мысленно ту же шарманку, не пойду, и все. Не пойду.

— Не пойду, — пробормотала она вслух, никаких врачей, никаких…

— И сколько же ты намерена держаться? — спросила Лаверна и захихикала.

— Опухли у меня лодыжки?

— По-моему, какие были, такие и есть, — сказала Лаверна, вновь шлепнувшись на софу. — Толстоватые, да.

Свои ступни она водрузила на изножье софы и легонько ими повращала.

— Как тебе туфли?

Туфли были травяного цвета, на очень высоких и тонких каблуках.

— Опухли, мне кажется, — сказала Руби. — На последних ступеньках перед тобой я жутко себя чувствовала, по всему телу…

— Тебе надо к врачу.

— Нет, мне не надо ни к какому врачу, — отрезала Руби. — Сама могу о себе позаботиться. Я, по-моему, неплохо справлялась все это время.

— Руфус дома?

— Не знаю. Я всю жизнь от врачей стараюсь подальше. Я всю жизнь… а что?

— Что — а что?

— Почему ты спросила, дома ли Руфус?

— Руфус очаровашка, — сказала Лаверна. — Хочу у него узнать, как ему мои туфли.

Руби выпрямилась с яростным видом, вся розовая и лиловая.

— При чем тут Руфус? — зарычала она. — Он дитя малое. — (Лаверне было тридцать.) — Какое ему дело до женских туфель?

Лаверна села прямо, сняла одну туфлю и заглянула внутрь.

— 9В размерчик, — сказала она. — Сдается мне, ему бы понравилось то, на что она надевается.

— Руфус младенец, понятно? У него нет времени рассматривать твои ноги. Нет времени на всякое такое.

— Ну что ты, времени у него как раз вдоволь, — сказала Лаверна.

— Ага, — пробормотала Руби и опять увидела, как он ждет, имея вдоволь времени в запасе, там где-то, нигде, еще не родившись, просто дожидается того часа, когда можно будет сделать мать еще мертвей.

— Вроде и правда у тебя лодыжки опухли, — сказала Лаверна.

— Да, — сказала Руби, шевеля ими. — Да. Как-то тесно мне там. Я жутко себя чувствовала на этой лестнице — дыхания никакого, по всему телу теснота какая-то, в общем — ужасно.

— Тебе к врачу надо.

— Нет.

— Ты была хоть раз?

— В десять лет меня однажды приволокли, — сказала Руби, — но я удрала. Втроем держали, не удержали.

— Что у тебя было?

— Почему ты на меня так смотришь?

— Как?

— Да так, — ответила Руби. — Животом качаешь, вот как.

— Я просто спросила, что у тебя тогда было.

— Чирей. Негритянка одна мне потом сказала, что делать, я сделала, и все прошло.

Она грузно сидела на краю кресла и смотрела вперед, казалось — вспоминала более легкие времена.

Лаверна тем временем пустилась по комнате в комический пляс. Сделала, согнув колени, два-три замедленных шага в одну сторону, потом двинулась назад, потом медленно и как бы с трудом брыкнула ногой. Запела громким гортанным голосом, вращая глазами: «Все они лопочут дружно — МАМОЧКА! МАМОЧКА!» Стала протягивать руки, точно выступала с эстрадным номером.

Руби бессловесно открыла рот, и яростное выражение сползло с ее лица. Полсекунды сидела неподвижно; потом вскочила с кресла.

— Не у меня! — закричала она. — Только не у меня!

Лаверна остановилась и молча смотрела на нее с мудрым-премудрым видом.

— Не у меня! — кричала Руби. — Дудки, не дождетесь! Билл Хилл, он за этим смотрит! Все пять лет смотрит! Со мной такого не может быть!

— Четыре месяца или пять назад, подруга моя, Билл Хилл дал маленькую промашку, — сказала Лаверна. — С кем не бывает…

— Что ты об этом знаешь, ты ведь даже не замужем, ты ведь даже…

— Я думаю, там не один, а двое, — сказала Лаверна. — Сходи к врачу, поинтересуйся, сколько их там.

— Нисколько, ясно тебе! — взвизгнула Руби. Надо же, она считала ее такой умной! Больную женщину от здоровой не может отличить, только и умеет, что любоваться на свои ноги да казать их Руфусу, но Руфус-то еще младенец, а ей, Руби, тридцать четыре года.

— Руфус младенец! — простонала она.

— Вот и компания ему будет! — заметила Лаверна.

— А ну перестань такое говорить! — заорала Руби. — Сию же секунду замолчи. Никакого ребенка у меня там нет.

— Ха-ха, — отозвалась Лаверна.

— Не замужем, а строит из себя опытную, — сказала Руби. — Выйди замуж сначала, потом поучай других насчет супружеских дел.

— Не только лодыжки твои опухли, — сказала Лаверна, — ты вся, родная моя, опухла.

— Сидеть тут еще, оскорбления выслушивать.

Руби осторожно двинулась к двери, держась по возможности прямо и не глядя на свой живот так, как ей хотелось.