Принцесса разыскивает горошину - Елена Яковлева

Увлеченная размышлениями, я незаметно для себя самой начала тихо озвучивать наш умозрительный диалог с Инессой, что я ей скажу и что она мне ответит, может быть, даже жестикулировать. Чем и привлекла внимание выходящего из лифта молодого человека приятной артистической наружности. Ну, знаете, такой: волнистые светлые волосы до плеч, глаза «с волокитой», как сказала бы Лили. Я, бедная провинциальная домохозяйка, даже стушевалась под его взглядом и мышкой прошмыгнула в кабину, попутно уловив запах хорошего парфюма. Да уж, Москва это вам не Чугуновск. Здесь в самом заплеванном подъезде перворазрядные красавцы водятся, буквально Алены Делоны, а на моей исторической родине — одни жлобы со сковородками.

Сначала я на всякий случай позвонила в дверь квартиры с джакузи, предположив, что напуганная моим визитом Инесса может спешно заметать в ней следы Катькиного пребывания. Потом поднялась этажом выше. Но и там на мои призывные звонки никто не отреагировал. Неужели ушла? Или нарочно прячется? Вот мерзавка! Ну ничего, от меня так просто не отделаешься, сяду под дверью и буду караулить. Когда-нибудь же она выйдет! Да, но через три, вернее, уже через два часа двадцать минут хапуга в белом халате будет ждать меня у ворот клиники с Катькиной историей болезни. По крайней мере так она обещала. И я ей под это дело сотню «зеленых» отстегнула, если кто забыл.

Я позвонила еще раз. Выжала из кнопки один длинный и два коротких. Потом исполнила по памяти грустную мелодию новопреставленной певички Власты про несчастную любовь и раздавленное «Мерседесом» сердце (вот привязалась!). Инессу и это не проняло. Тогда я стала колотить в дверь и монотонно зудеть в замочную скважину:

— Откройте, милиция… Милиция… Откройте…

Раз саданула по двери, второй, а на третий она возьми и распахнись! Неужто замок сломала? Ну и дела! Да нет, скорее всего просто незаперто было, а я ломлюсь, как идиотка.

Я шагнула в прихожую, заставленную коробками и сильно напоминающую склад промтоварного магазина, и позвала: хозяйка, хозяйка… Почему-то шепотом. В ответ — ни звука. Интересное кино, что же она ушла, а дверь не закрыла? Ой, чего-то я сомневаюсь. Поискать ее, что ли, или не стоит? И как будто бы кто-то твердит прямо в ухо:

— Не стоит… Не стоит…

А ощущение такое, такое… Ну просто затрудняюсь с формулировкой. Предчувствие, что ли… Нет, даже не предчувствие. Триллеры смотрели? А, можно и не спрашивать. Что еще по ящику увидишь-то? С утра до вечера одни только героические будни мафии и кажут. Так вот, знаете, как бывает в этих самых криминальных авантюрах: еще ничего не случилось, а музычка за кадром такая, что до печенок пробирает, сейчас, сей-ча-ас прольется чья-то кровь!.. О, вспомнила: саспенс! Это называется саспенс. Просто и незамысловато.

Так вот саспенс этот из меня так прямо и попер. Ноги не идут, как будто прилипли к полу, лицо в жар бросило, перед глазами все плывет. Э, нет, говорю я себе и начинаю медленно пятиться назад. И надо ж такому случиться, что ровно в это мгновение в поле моего зрения попадает маленький коридорчик, ведущий в кухню, и сама кухня. Не целиком, правда, но и этого мне хватило, чтобы разглядеть Инессу, навзничь лежащую на полу. Все в том же аристократическом прикиде и с запекшейся черной дыркой в переносице.

Я уже открыла рот, чтобы заорать, и, наверное, заорала б, не вмешайся в это дело мой внутренний вездесущий Бубнильщик.

— Дура! — прошипел он. — Заткнись! И быстро шуруй отсюда, пока тебя не застукали.

Я сердечно поблагодарила его за мудрый совет и торпедой вылетела из Инессиной квартиры.

Осознать, на каком я свете, мне удалось только на пятьдесят втором от Москвы километре. Помню, как я съехала на обочину и грустно уставилась на большую трещину в лобовом стекле, за которую Маоист меня время от времени пилит с позапрошлого лета, когда, возвращаясь с так называемой дачи, я «словила» вылетевший из-под колес самосвала маленький булыжничек.

— Ну что, допрыгалась? — тут же завелся внутренний Бубнильщик.

— Да пошел ты… — пожелала я ему и врубила радио на всю катушку. А оттуда, как нарочно, снова Власта, и ну душу надрывать. На полюбовника жаловаться. Дескать, поматросил и бросил. Я на другую станцию — то же самое, здрасьте, приехали. Я на средние волны, а она и там убивается. Прямо маньячка какая-то! Не зря он ее бросил, честное слово! Да кто же такую зануду вытерпит!

Помянув усопшую недобрым словом, я вырубила магнитолу, снова оставшись один на один с Бубнильщиком. Точнее, одна на один. Уж тут-то он дал себе волю. Не преминул воспользоваться удобным моментом. Причем не хуже самого Маоиста.

И чего я только, бедная, не наслушалась! И неча тебе было с печки слезать! Торчала бы ты дома у своих маринадов и не высовывалась! И баксы просадила, и бензину нажгла немерено… И затеи твои все провальные, недоучка несчастная. Сидишь у мужа на шее, а он у тебя еще и Маоист. И…

Я не выдержала и снова включила радио. На этот раз мне повезло, передавали новости с мировых фондовых рынков, которые, судя по взволнованному голосу диктора, сильно лихорадило. А эта самая лихорадка предвещала человечеству если не Армагеддон, то по крайней мере резкое падение курса доллара, что, впрочем, практически одно и то же. Хотите верьте, хотите нет, но апокалиптическое предсказание меня немного утешило. Раз уж все и так летит в тартарары, то стоит ли убиваться из-за какой-то несчастной сотни баксов?

И вообще, деньги — это мелочь в сравнении с тем, что я увидела в Инессиной квартире. Интересно, кому помешала эта сильно молодящаяся старуха Шапокляк. Мысль о том, что Инессино убийство связано с Катькиными дрязгами, я неимоверным усилием воли гнала прочь. Нет, тут что-то другое, другое… Хотя бы потому, что в противном случае неприятности грозят не только Катьке, но и мне.

— Вот именно, — тут же прогнусавил Бубнильщик. — А не будешь встревать в чужие дела. У нее семья, дочь, а она, понимаешь, в частные сыщицы подалась. На старости-то лет!

— Да заткнись ты, — прошипела я, хотя он и говорил мне чистую правду. Действительно, и чего мне дома не сиделось? Там ведь так хорошо и уютно даже без евроремонта. Даже с выгоревшими обоями и пожелтевшими потолками. Сидишь себе на кухне, смотришь телик и в то же время что-нибудь строгаешь. Морковку там для поджарки или лучок. Или суп помешиваешь. Вон клубника, смородина, скоро варенье варить. А за ней — вишня. Туда-сюда, глядишь, и капусту рубить пора. Ну чем жизнь-то плоха?

Лили из отпуска прикатит посвежевшая, будем с ней чаи-ликеры гонять и на все корки распекать бестолковых рожениц. Не могут, видите ли, разродиться без ора! А там и Нэлкины каникулы кончатся в труднопроизносимом французском предместье. Да и с Маоистом у нас не такие уж плохие отношения. Он меня любит. По-своему. И я его по-своему. Но с другой стороны, нам ведь не восемнадцать. Хотя опять же и не восемьдесят.

Ой, кажется, последнее уже не из той оперы. Лучше начать заново. Итак, нам ведь не восемнадцать. Мы друг к другу привыкли, притерлись. Ага, привыкли, как два валенка, и притерлись, как два ржавых болта. Ну ты ж посмотри, опять меня понесло не в ту степь! А еще хотела Маоисту сюрприз сделать, нагрянуть в Москву без приглашения! Теперь все, амба, прочь из Москвы, сюда я больше не ездок. Буду полоть грядки и поливать цветочки Лили. Хватит с меня приключений.