Эхо войны - Леонид Гришин

Утром женщина приехала как обещала. И опять она выглядела бесподобно, была свежа, весела, со всеми приветлива. Привезла с собой торт. Все снова сели пить кофе, и каждый так старался произвести на женщину выгодное впечатление, что это уже напоминало сборище павлинов с распущенными хвостами. Красавица начала говорить, что она все документы внимательно прочитала, ее все устраивает, и она готова оформить заказ. Уже составлен договор, который подписан с ее стороны, и если никаких препятствий у руководства комбината нет, то они подписывают договор со своей стороны, и ее бухгалтер переводит на счет комбината аванс в размере 50 % стоимости заказа, оставшуюся сумму выплатят при получении заказа. Конечно, коммерческий директор согласился. Тогда женщина предложила прочесть договор, пока она пьет кофе. От радости коммерческий директор бегло прочел документы и обратил внимание только на завышенные штрафные санкции. Мило улыбаясь, женщина вспомнила о заверениях самого директора, что у комбината не бывает просрочек с выполнением заказа, поэтому не стоит беспокоиться по поводу этой формальности. Находясь под обаянием ослепительной женщины, радуясь предстоящему крупному заказу, коммерческий директор незамедлительно подписал договор, и женщина уехала.

Когда наступили сроки получения первой партии заказа, молодая женщина появилась на комбинате. Ей оказали радушный прием и стали извиняться за просрочку, ссылаясь на непредвиденные обстоятельства: почему-то неделю было отключено электричество, поставщики подвели с поставками материала. «Но задержка незначительная, всего на неделю, поэтому комбинат постарается через семь дней выполнить свои обязательства», – снова уверял клиентку коммерческий директор. Она согласилась, что всякое случается, и пообещала подъехать через неделю. Женщина приехала, как обещала, но не с пустыми руками. Она привезла счет с указанными в нем штрафными санкциями. Друг говорил, что не мог смотреть на коммерческого директора без сочувствия, у него отвисла челюсть, в одно мгновение он наполовину облысел и постарел на несколько лет. Он тоже взглянул на предъявленный счет – сумма санкций составляла половину аванса. На какое-то время коммерческий директор потерял дар речи, потом стал возмущаться, но женщина, по-прежнему мило улыбаясь, подала договор: «Вы же подписали». Директор, осознав, что он наделал, схватился за голову. С этой минуты уже никто не восхищался прекрасным обликом клиентки, все смотрели на нее как на хищника – с тревогой и опаской. И не зря. «Могу ли я сегодня забрать свой заказ?» – спросила женщина.

Пошли в цех показывать готовую продукцию. И там вновь всех ожидал сюрприз. Оказалось, что эта куколка прекрасно разбирается во всех ГОСТах, ОСТах и прочих стандартах, что она понимает и во влажности древесины, и в ее сучковатости, обрезке, в допусках по толщине и ширине. Все только руками разводили. В итоге она забраковала две трети заказа, который хотели ей всучить, понадеявшись на ее безграмотность в вопросах обработки древесины.

Больше никто не замечал красоты женщины, все подсчитывали, во что обойдется срыв выполнения заказа. Получалось, что предприятие отработает впустую. Клиентка стала уточнять окончательный срок исполнения заказа. После небольших переговоров назначили новый срок. «А параграф о штрафных санкциях будет действовать и дальше», – улыбнулась женщина. В общем, получилось так, что комбинат тот заказ выполнил, но денег не заработал. Я это к тому вспомнил, что внешность бывает очень обманчива.

Я пока не понял, зачем приехала эта женщина, почему она ищет родственников здесь, по какой причине? Мы прошли вглубь сада, остановились, и к нам подбежал внук.

– Тебя как зовут? – спросил мальчик.

– Меня зовут Марина, – ответила женщина.

– Ого, у меня уже есть Марина, теперь будет две тети Марины. А меня зовут Женя, – весело сказал внук. – А тебя как звать? – обратился он к молодому человеку.

– Женя, – откликнулся юноша.

– Здорово, будешь тезкой! – радовался мальчик.

Так за разговором мы приблизились к брату, и я представил ему молодую женщину. Брат не мог не оценить красоту незнакомки и вежливо кивнул головой.

– Вот, это Юрий Петрович, пожалуйста, спрашивайте, что хотели узнать, – обратился я к женщине.

– Фамилия Шапкин Александр Владимирович вам ни о чем не говорит? – спросила она у нас обоих.

– Нет, не знаю никакого Шапкина, – ответил я.

Брат внимательно посмотрел на женщину, на молодого человека и тоже спросил:

– А что вы хотите узнать о нем?

– Это мой отец. Он попросил меня сюда приехать, поклониться Евгении Ивановне и Петру Федоровичу, а также повидать их детей: Тамару, Юрия и Леонида.

– Тамару вы не увидите, ее уже нет в живых, а мы с братом перед вами. Присаживайтесь, рассказывайте.

Все сели, Марина продолжила:

– Но вы не помните, кто такой Александр Владимирович Шапкин?

– Если это Шурка, как мы его звали, то, конечно, помним. Он жил у нас.

И Марина стала рассказывать.

– Отец попал в плен здесь, под Армавиром. Вот у меня записано название – станица Прочноокопская. Немцы согнали их на площадку, огороженную колючей проволокой. Отец был ранен в ногу. Стояла жара, люди спасались под тенью нескольких деревьев, растущих на площадке. Туда приходили женщины, называли имена людей, и тех отпускали. Тогда еще немцы отпускали тех, за кого просили их родные. Одна женщина пришла и стала спрашивать Петра Федоровича, но к ней подошел мужчина и, обратившись по имени, сообщил, что ее муж ушел с отрядом, что все в порядке. Затем полюбопытствовал, кто ей сказал, что ее муж здесь. «А Николай?» – поинтересовалась женщина. «Кажется, погиб», – ответил он ей. А мой папа услышал этот разговор. Кое-как с раненой ногой добрался до колючей проволоки и попросил эту женщину, чтобы она назвала его своим сыном и забрала с собой. И она помогла ему! Немцы через переводчика сверили показания женщины и моего отца, все совпало, так как они обо всем заранее договорились, и папу отпустили. Из-за ранения в ногу отец не мог идти, и вот эта женщина, Евгения Ивановна, более двадцати километров тащила его на себе. Добрались они в поселок на улицу Ворошилова.

– Ее давно переименовали в Московскую.

– Да-да, мы туда заезжали, там сказали, что на Герцена можно вас найти. В той квартире помимо Евгении Ивановны жили две ее сестры, трое ее маленьких детей и бабушка. Рана у отца начала гноиться, дело шло к гангрене. Но Евгения Ивановна рану промыла, обработала, а бабушка делала какие-то отвары, что-то шептала, колдовала, и выходили отца. Папа остался у них жить, пока была оккупация. Когда немцы ушли и пришли наши, отец отправился воевать дальше. Война закончилась, родители и родственники отца погибли, и он вернулся сюда, в поселок, жил здесь какое-то время. Много лет спустя папа признался, что вернулся из-за любви к одной из сестер Евгении Ивановны. Звали ее Маня.

Мы с братом переглянулись.

– Да, тетка Маня. Ох, и красавица была, с большим чувством юмора!

– Он ее очень любил, а она его нет. Отец ушел на фронт, а здесь осталась какая-то воинская часть. И Маня влюбилась в одного из офицеров той части. И такая у них была любовь, что когда вернулся мой отец, он уже не мог добиться от Мани взаимности. Она ему говорила: «Я люблю тебя, Шурка, как брата, но пойми, Павел – это моя жизнь, я не могу без него и хочу выйти за него замуж. Шурка, Шурочка, ты мой братик». Вот такая безответная любовь была у отца. Когда Павел демобилизовался, они с Маней поженились и уехали в Челябинск. Отец еще какое-то время пожил в поселке, а потом уехал в Ульяновск, устроился на авиационный завод. Через какое-то время там произошла то ли авария, то ли диверсия, словом, стали всех проверять. Откопали в отцовской биографии, что он скрыл плен: был на оккупированной территории в плену или дезертировал? Начались допросы. Затем послали к вам запрос. Здесь уже расспрашивали Евгению Ивановну. А Евгения Ивановна и Маня, как рассказывал отец, не ограничились показаниями на месте, а поехали в Ульяновск и засвидетельствовали свои показания о том, что забрали папу из лагеря военнопленных, выдав за своего сына. Лечили его, а когда пришли наши войска, отец отправился с ними воевать. Все это было подтверждено. Также выяснили, что в плену отец находился два дня, поэтому его оставили в покое. «Вот так эти люди дважды спасли мне жизнь, – говорил отец. – В первый раз от плена, во второй – от советских лагерей». Вот он и попросил меня, когда я поеду на Кубань, найти и поклониться могилам Евгении Ивановны и Петра Федоровича, повидать их детей, если получится. И вот мы с сыном – он как раз окончил школу, сдал экзамены почти на «отлично» – заехали в Москву, отдали документы в МГУ и решили приехать сюда. Вы уж не обессудьте, что отвлекаем вас от дел, просто хотели познакомиться. Вот такой получился визит к вам…