Я не люблю пятницу - Марек Гот

— Я и на это не рассчитывал. Спасибо, майор.

— Не за что. Я же сказал — я твой должник. — Якобсон снова широко улыбнулся, — Знаешь, я слышал, что тебя повесили где‑то в Айдо–Хедо или в Ле Корне, но никогда не верил в это. Удачи тебе.

Он хлопнул меня по плечу своей широченной ладонью и, поднявшись, зашагал к выходу.

Из‑за моей спины возник Юл с двумя полными кружками пива. Он несказанно удивил меня тем, что не стал громогласно рассуждать о моих многочисленных недостатках, а тихо присел на место Свена Якобсона.

— У тебя неприятности, Максим?

Ха! Подумать только, я не сразу понял, к кому он обращается!

— Знаешь, Юл… наверное… называй меня Питером. Это мое настоящее имя.

— Питер… Питер… — он как бы пробовал имя на вкус, — Питер…Хорошо. Так как? У тебя неприятности… Питер?

— Похоже на то.

— Крупные?

— Пока не знаю, но… да. Очень.

— Понимаешь, Макс… э–э… Питер, ты здесь уже восемь месяцев. Ты хороший парень — поверь, в людях я разбираюсь. Я люблю тебя. Марта любит тебя. Ты же знаешь — у нас никогда не было детей. Для Марты ты, как сын. Поэтому твои неприятности касаются и нас. Если нужны деньги — только намекни. — Он протестующе поднял руку, заметив, что я хочу что‑то сказать. — Я состою в Гильдии трактирщиков, и к моему слову там прислушиваются. Кроме того, состою в Гильдии фоморов. Пусть я давно не ходил в море, но взносы перечислял аккуратно. Никогда ведь заранее не узнаешь, как жизнь повернется. Там у меня тоже хорошие связи. Могу ли я тебе хоть чем‑нибудь помочь? Мне бы очень этого хотелось.

— Я был тронут. Никогда бы не подумал, что добродушный, но довольно толстокожий Юл, способен на такое.

— Спасибо, Юл. Я, правда, очень благодарен, — я старался говорить мягче, чтобы не обидеть Юла в лучших чувствах — Но я пока не знаю что мне может понадобиться. Я пока даже не знаю, в чем конкретно состоят мои неприятности. И можешь быть уверен, что я обязательно обращусь к тебе, если мне потребуется помощь. А пока, если ты не возражаешь, я хотел бы пойти домой и все хорошенько обдумать.

В глубине глаз Юла пронеслась гроза с громом и молниями, но он сдержался:

— Конечно, Макс — и попрыгал на своей деревяшке к стойке, где хозяйничала Марта.

— Меня зовут Питер — сказал я его спине. Но сказал не слишком громко.

Каморка, которую я снимал, находилась ближе к центру в двух кварталах от бара. Хороший район. Но мой дом был самым грязным зданием на всей улице, да и на соседних улицах, если уж на то пошло, тоже. Хозяина звали Янко Тру. Местные домовладельцы много раз жаловались на него в муниципалитет. Приезжали комиссии, оценивали высоту мусорных куч вокруг дома, количество и упитанность крыс, вдыхали аромат гниющих отбросов и отбывали восвояси. Они ничего не могли сделать с Янко. Кто‑то из его героических предков оказал неоценимую услугу королевской семье и получил данный дом в награду. С обычным человеком городские власти не стали бы церемониться — конфискация имущества горожан была обычным делом. Но, учитывая то двусмысленное положение, в котором находится наш нынешний король, с Янко не хотел связываться никто. Дело в том, что наш монарх, несмотря на громкий титул, красивый мундир и всеобщее почитание, не обладает абсолютно никакой реальной властью. Именно поэтому он цепляется за любые, самые крохотные доказательства своей значимости. Янко и стал одним из таких доказательств. Как только чиновники из муниципалитета намекали на конфискацию дома, Тру вытаскивал королевскую грамоту и, брызгая слюной, орал, что он пешком до Глетта дойдет, чтобы рассказать Е–ГО ВЕ–ЛИ–ЧЕ–СТВУ (он именно так и орал — Е–ГО ВЕ–ЛИ–ЧЕ–СТВУ) как бюрократишки из Фаро, наплевав на монаршью волю, отбирают у бедняка королевский подарок. Обычно на пятой минуте воплей чиновники ретировались.

Четыре месяца назад Тру одержал полную и безоговорочную победу. Муниципалитет вывез завалы мусора и покрасил дом. Все за счет города. Янко не заплатил ни дайма. Мусор с тех пор вывозили регулярно. Краска, правда, изрядно облезла и дом стал еще страшнее, чем раньше, но Тру это мало волновало. Его вообще мало что волновало, кроме ежедневной бутылки рома и ежемесячных взносов за квартиры. Кстати, из локального конфликта "Янко Тру — муниципалитет" мне удалось извлечь свою маленькую выгоду. Дело в том, что я оказался одним из первых демобилизованных, приехавших в Фаро. Цены на жилье тогда были на несколько порядков ниже, поэтому я снял комнату сразу на год и заплатил вперед. Янко тогда чуть с ума от счастья не сошел — его номера не пользовались популярностью у населения. А через пару недель в Фаро добралась первая волна дембелей, и цены на жилье сразу взлетели до небес. Тру понял, что дал маху и, не долго думая, заявил мне, что цена на мою комнатушку значительно выросла. Хорошо, сказал я, через год обязательно съеду. Янко сменил замок. Я пошел в муниципалитет. Услышав, что я хочу прижать Тру, меня там только что на руках не носили. Я даже бесплатно обедал в их ресторане. До суда дело не дошло. Янко вовремя смекнул, что дело оборачивается не в его пользу и, сцепив зубы, позволил мне жить в своем доме. Правда, моя комната уже была занята, и он предложил поселиться на верхнем этаже в чуланчике с прорубленным окном. Естественно, за разумную компенсацию. Я не смог отказать себе в удовольствии и в качестве компенсации слупил с него все деньги, которые перед этим заплатил за комнату. Таким образом я уже восьмой месяц жил у Тру абсолютно бесплатно, что никоим образом не добавляло ему хорошего настроения Обычно он демонстративно игнорировал меня, но сегодня был явно не тот день.

— Добрый вечер, Макс, — Тру расплылся в гаденькой улыбочке, показавшей полное отсутствие зубов.

— Привет и тебе, Янко, — мне не понравилась ни улыбка, ни сам факт приветствия. Странно еще, что он не назвал меня Питером.

Благодаря Тру я уже был подготовлен к сюрпризам. Поэтому не особо удивился тому, что дверь в мой чуланчик приоткрыта. Я внимательно осмотрел темный коридор и пинком распахнул ее полностью. Их было трое. Двоих я не знал, хотя их внешний вид наглядно свидетельствовал о роде занятий. Но даже если бы у меня и оставались какие‑то сомнения на этот счет, лицо третьего посетителя развеяло их, как дым. Его звали Крест, и вместе с Лисенком и Болтуном он представлял в Фаро семью Большого. Большого Босса, как он называл себя сам или Бобо, как за глаза называли его все остальные. Я не слышал о сумасшедших, которые рискнули бы назвать его так в глаза. Большой был действительно большой. Огромный, как тролль, и примерно раз в восемь тупее. Его мозгов хватило бы только на то, чтобы обхитрить булыжник. Не очень крупный. Поговаривали, что на самом деле семьей управляет некто по имени Джек Шкипер, а Большой нужен только для, так сказать, представительских целей. Я этому верил. Бобо даже в лучшие времена не смог бы пересчитать пальцы на одной руке, а с тех пор, как пристрастился к грибам–паутинкам, его умственные способности значительно ослабли.

— Привет, ребята, — сказал я — сегодня у меня вообще‑то не приемный день, но если уж вы заглянули на огонек… Кстати, а где ваши костюмы?..