В плену твоего безумия - Светлана Тимина

в лицо. И даже не потому, что ты можешь меня опознать в случае побега. Я делаю это для того, чтобы ты начала мне доверять.

— Что? Каким образом?

Я не понимала, о чем он говорит. Спасти, похитив. Пробудить доверие, завязав глаза. Лишить страха, угрожая связать или наказать. Но все равно, проще было найти смысл в этих словах. Проще, чем признать, что я во власти безумца.

— Доверие, Милана. И отсутствие выбора решать самой. Тебе необходима темнота, чтобы понять, кто тебя из нее выведет и не бросит.

— Значит, вы ничего не сделаете со мной… против моей воли?

Он вздохнул. Как мне показалось, разочарованно. Я не поняла, почему: то ли оттого, что не может сделать что-то без моего согласия, то ли от недоверия.

— По законам моего мира я не имею права. Безопасность, разумность и добровольность, Милана. Я не имею права нарушать три незыблемых принципа.

Где-то я уже о них слышала. Только вот где? Сейчас все мои мысли были сосредоточены лишь на том, чтобы узнать как можно больше. Я даже не сразу поняла, что страх отступил. Мы сейчас говорили едва ли не на равных. Со стороны казалось, что мы договорились о том, что я буду с завязанными глазами, поэтому выполняю условия договора.

— Вы уже нарушили один. Когда меня украли.

— Ты однажды поцелуешь мне руки и скажешь «спасибо» за то, что я это сделал. Но до этого еще очень и очень долго. Пока что я хочу, чтобы ты мне доверяла и не боялась.

— Вы врете, — я знала, что этот человек может сотворить со мной лишь усилием голоса. — Вам нужен мой страх. Всем нужно только одно. И черт, даже не секс! Власть, вот, ради чего вы ломаете чужие жизни и не задумываетесь об этом!

Он ответил не сразу. А я постаралась не думать о том, что меня ждет, если я ненароком его разозлила.

— Похоже, он травмировал тебя гораздо сильнее, чем я полагал изначально.

Я не успела подготовиться к тому, что произошло дальше. Вновь его пальцы прикоснулись к моему лицу, оплетая, обжигая теплом своего прикосновения. Это было так неожиданно, что я вздрогнула. Закричать не смогла — оцепенела. То ли от ужаса, то ли от его подавляющей воли.

— Вздрагиваешь. Уже который раз. Это рефлекс, которого ты даже не замечаешь, Милана, — его губы оказались так близко, что меня и вовсе выбило по всем фронтам. Эта близость была такой осязаемой, пугающей и вместе с тем волнующей, что я не поняла, что именно чувствую. — Когда ты последний раз смеялась? Плакала? Как давно ты носишь эту боль в себе?

У меня сбилось дыхание. Даже в поглаживании линии скул и подбородка была какая-то угроза. Угроза моим личностным границам. Их разбил в дребезги мой супруг, а попытка возвести сейчас — рушилась.

— Ты хочешь от этого избавиться? От страха, необходимости соответствовать чужим ожиданиям? Если не ради себя, то ради твоей дочери?

А вот это был удар на поражение. Я почувствовала, как повязка намокла от слез.

— Прекратите!

— Милана, я прекращу. Ты просто будь честна сама с собой и ответь на этот вопрос.

— Вы просто издеваетесь! Вы ничем не лучше него! — я поняла, что не сдержусь, просто расплачусь, показав свою капитуляцию. — Вы увезли меня, не дав забрать дочь! Откуда вы взялись? Я бы и сама исцелилась, если бы вы не вмешались и дали нам с ней сбежать!

— Ты бы не сбежала.

— Ч… что?

— Я говорю, как есть, девочка. Ты бы попала под пресс своей матери. Ухватилась бы за аргумент спасения дочери, о том, что все так живут, и уходить в никуда нельзя. Ты не была к этому готова. Успокойся.

Я дрожала, глотая слезы. А мой похититель неожиданно мягко коснулся моих губ — так легко и невесомо, что я не успела испугаться. Лишь застыла, словно зачарованная.

— Я сейчас оставлю тебя. На айпаде ты найдешь видео. С твоей малышкой все в порядке, ее увезли из дома Валиева. Пусть тебя это не беспокоит, — мужчина отпустил меня и встал. — Будь благоразумна. Ты снимешь повязку, как только за мной закроется дверь. И чтобы мне не приходилось внезапно гасить свет, тебе придется надевать ее самой, когда я захочу тебя увидеть.

Его шаги начали отдаляться.

— Подождите! — не выдержала я. — Почему я не могу обращаться к вам по имени? Зачем эта игра? Назовите хотя бы вымышленное.

— Нет. Я сказал, как ты должна ко мне обращаться, — отрезал он, и в его голосе появились ноты стали. — Я твой Хозяин. Это то, что ты никак изменить не можешь. В остальном у тебя будет право голоса.

Глава 4

И за ним закрылась дверь. А я, пообещав разобраться с этим позже, сорвала повязку и кинулась к планшету, который он предусмотрительно оставил на столе…

Я не ожидала увидеть ее так близко. Мою дочь, мою кровиночку, мой единственный лучик света в том кошмаре, в котором я жила уже четыре года с недолгими просветлениями. Сердце сжалось, к горлу подкатили слезы.

С каждым прожитым днем моя девочка становилась все меньше и меньше похожей на своего деспотичного отца. Ее детские черты были похожи на мои на детских фото. Я прикусила пальцы, наблюдая, как Микаэла прыгает в сухом бассейне с шариками в детском центре, заливисто смеется, карабкаясь вверх по надувной горке. Как танцует с аниматором в костюме Спайдермена, капризничает, пытаясь затащить мою маму в детский лабиринт. Как моему похитителю удалось снять их так близко?

Я смахнула слезы, не осознавая, что на моих губах счастливая улыбка. Мысли, что меня украл кто-то близкий к нашей семье, отошли на второй план. Я смотрела на мать. На ее лице была тень беспокойства, но рядом с Микой практически исчезала. А моя дочь была счастлива, так, как могут быть счастливы только дети…

Ролик был долгим. В кафе Мику и маму снимали издалека. При приближении я могла заметить, что мама иногда уходит в себя, ее губы дрожат, а в глазах боль и непролитые слезы. Но почему я считала, что она не будет переживать обо мне? Наверное, потому, что на выходки Азамата она закрывала глаза.

Запись закончилась, а я сидела, не в состоянии пошевелиться, мелко дрожа от пережитых эмоций. Слезы капали на мои сжатые кулаки, которые я неосознанно поднесла ко рту. Сердце разрывалось от тоски, но вместе с тем материнское чувство отметило кое-что еще.

Мика была другой. Свободной, счастливой.