По щелчку - Яна Лари

– Так зачем ты хотел меня видеть? – прозвучало слишком устало и слишком смиренно. Почувствовав, как щёки начали заливаться румянцем, торопливо опустила глаза.

– Ты точно внимательно прочитала моё сообщение? – Он криво улыбнулся и свернул к темнеющему у набережной парку. – Я признал, что вёл себя отвратительно. Мне это сложно далось, но видеть тебя с другим стало невыносимо.

– Не понимаю, чего ты хочешь конкретно от меня.

Мы посмотрели друг другу в глаза – Артур растерянно, а я... а я дышала через раз, пытаясь насытить лёгкие его запахом.

– Скажи, что ещё не поздно всё исправить.

Навечно

Легко отвергать человека, когда его нет рядом, отмечать недостатки, улавливать фальшь. Но Артур был близко. Что-то говорил, говорил, говорил... Про сумасшедшую ревность. Про жизнь пустую, в которую я ворвалась вихрем. Про то, как пытался отрицать, злился, искал мне замену. Как разбил кулаки, узнав, что у нас с Ромой серьёзно. В общем, много чего, что в голове отпечаталось только его проникновенным голосом и просьбой дать нам шанс.

Разве так бывает?

Артур же другой. У него возможности, какие мне и не снились, толпы поклонниц, а он... правда выбрал меня?

– Стань моим всем, Вероника. – он перешёл на шёпот, склоняясь к моим губам.

– Но Рома... – сорвалось с моего языка, хотя меньше всего хотелось о нём думать, когда сам Вяземский смотрел на меня, будто бы никогда не знал никого дороже.

В глубине души я всегда понимала, что совершаю ошибку. Ну не ёкает у меня рядом с Мартом сердце! Не дрожат коленки. А с Артуром иначе всё. Искры с самого начала. С Артуром градус моих эмоций – плюс бесконечность.

– Ромы здесь нет, – разбилось теплом о мои губы. – Он когда-нибудь поймёт. Останься.

Я всё же решилась поднять на него взгляд и почувствовала, как сердце сладко сорвалось куда-то вниз. Здравый смысл нашёптывал, что здесь совсем не время и не место. Что моё легкомыслие иначе как дуростью не назвать. Но разве это важно?

Подумаешь, одной ошибкой станет больше в моей посредственной, в общем-то, жизни – возможно, единственной оплошностью, совёршённой сознательно.

И мечты, казавшиеся несбыточными, вдруг оказались так близко, что нестерпимо захотелось к ним прикоснуться, проверить не сон ли. Позволив ему расстегнуть пуговицы на моём платье, змеёй обвила худощавое тело, прижалась к горячему, восхитительному, давно желанному торсу. И замерла, не умея больше ничего.

– Как долго я этого ждал, – шептал он, спуская с меня бельё.

Всё смешалось – поцелуи, одежда, дыхание. Я тянулась к Артуру губами, как умела, конечно, но ведь неопытность – лучшее, что можно подарить мужчине.

Нас связывал только немой диалог тел, но я кожей чувствовала, как часто бьётся его сердце. И сама в опьянении ничем не выказала боли, отдавая ему своё единственное богатство – девичью честь. Жжение от его быстрых и рваных движений растворялось слезами под зажмуренными веками. Я была слишком счастлива, чтобы оплакивать такие мелочи. Мне было слишком страшно его потерять, чтобы быть эгоисткой. Хотелось убедиться, что Артуру со мной хорошо, как ни с кем другим. Что он только мой. Всецело. Навечно.

Я не знала, как правильно назвать то, что происходило между нами двумя. Не понимала разницы между похотью и любовью. Я просто отдала ему всю себя – безоговорочно, без клятв, без оглядки.

Я просто сделала свой выбор, безмятежно целуя губы недавнего врага – своего обидчика, своего кого-то там, кто не покидал моих мыслей с первой встречи и едва не остался недостижимой мечтой.

Спустя какое-то время я с удивлением осознала, что зимние сумерки успели поглотить безлюдную набережную. Кое-как приведя себя в порядок, что под пристальным взглядом Артура стало непростой задачей, попросила вернуться в общежитие. Нужно было объясниться с Мартом. Желательно, не вдаваясь в подробности, со временем он сам бы всё понял. По крайней мере, с моей стороны это было бы честно.

Я, может, и была перед ним виновата, но уже не невинна точно, и от этого за спиной трепетали крылья.

Мезальянс

Припарковавшись у общаги, Артур долгое время не спешил выходить, всё наблюдал за тем, как снег покрывает лобовое стекло. Я тоже не решалась заговорить первой. Не то чтобы меня снедали сожаления, но вдруг он точно так же растерян, как и я?

Повисло неуютное молчание.

– Наверное, все уже собрались, – осторожно завела я разговор, с тяжёлым сердцем поглядывая на свет, горящий в окнах.

Принимать решения просто, а вот следовать им в нашем случае – значит обидеть хорошего человека. Хотя жизнерадостного Марта я себе обиженным так и не смогла представить.

Артур в ответ только хмыкнул.

Да что такое?

– Думаю, нам стоит вернуться по отдельности. Рома всё-таки должен узнать первым... – снова заговорила, внимательно наблюдая за его реакцией.

– Кстати, об этом. Как поступить со своим парнем сама решай, – произнёс он, продолжая равнодушно гипнотизировать лобовое стекло. Я почувствовала, как сердце замерло где-то в горле. – Но кричать о нас на каждом углу не советую.

– Почему?

Я не стала делать вид, будто меня эта просьба не покоробила. Ведь отдавала же себе отчёт, что мы из разных миров, но не Артур ли пару минут назад заверял, будто последнее, что его беспокоит – социальный статус?..

– У меня уже есть невеста, – холодно признался он. Внутри всё сжалось в комок. Я переплела лежащие на коленях пальцы и закусила губу.

– Какая же я дура... – пробормотала тихо себе под нос. Встряхнувшись, попыталась открыть дверь, но та не поддавалась, а куда нажимать, можно было только догадываться.

Шикарная карета вдруг превратилась в тыкву... Чёрт побери, как показательно.

Артур не пытался мне как-то помочь, и одновременно с желанием поскорее выбраться из салона машины, меня настигло чувство стыда.

Как я могла поступить так с Ромой?

– Вероника, мои родители никогда не согласятся на такой мезальянс. А я от них полностью завишу. Мне придётся жениться на той, на кого они укажут. Даже если это сорокалетний трансгендер. В этом плане я тебе где-то даже завидую.

– Открой, пожалуйста, дверь, – выцедила сквозь зубы, задыхаясь от унижения. Но что-то внутри меня отчаянно просило остаться. Убедиться, что будь у него выбор, он бы...

Да, боже! Вот что бы изменилось?

Что?!

Убить его родные не убьют. Ну,