Сад нерастраченной нежности - Мелисса Джеймс

Она внушала Джиму, что он не знает, чего хочет. Но не ту же самую претензию должна адресовать к самой себе?

Плюс ко всему жуткий камень преткновения по имени Лейла… Дэнни презирала себя за это недостойное чувство. Она разрывалась между любовью и преданностью к подруге. Но при этом с не меньшей силой исходила завистью к ее власти над мужчинами. Много раз она всерьез задумывалась над природой этой власти. И видела только один ответ. С юных лет Лейла была королевой. Для своего отца и братьев, для сверстников и сокурсников, для служащих на отцовской ферме… Ее могли любить или ненавидеть, но никогда не игнорировали. Уверенность в себе не позволила Лейле усомниться в своем праве на женское счастье, даже когда ее постигла первая любовная неудача. Она быстро оправилась и, встретив Джейка, точно знала, что следует делать, не уповая на случай…

А Даниэль из-за своих страхов и сомнений рискует не только не обрести любовь, но и потерять дружбу.

* * *

У Джима было меньше колебаний. Он точно знал только то, что ехал взглянуть на медноволосую красавицу Лейлу, а вместо этого засмотрелся на пугливую черноволосую Даниэль. Конечно, сейчас им руководило желание — сильное, все сметающее на своем пути, но при этом он не был ни похотлив, ни капризен. Просто Джим не знал ни одного достойного аргумента, чтобы унять ее тревоги, ни одного ответа, чтобы закрыть все ее вопросы.

И все-таки он был благодарен старой подружке, что она согласилась поехать вместе с ним.

Он уже приближался к родительскому дому и был крайне сосредоточен — не столько на дороге, сколько на собственных мыслях. И не знал, что она уже несколько миль сосредоточенно наблюдает за ним.

— Хочешь поговорить? — вкрадчиво обратилась к нему Даниэль.

Джим повернул к ней лицо, и она увидела, как он растерян.

— Так много всего произошло этим вечером, а я еще по глупости свалила на тебя столько ерунды… — тоном искреннего сожаления нежно проговорила Дэнни. — Что тебя тревожит, Джим?

— Не хочу сейчас говорить об этом. Успеем еще.

— Хочешь остаться суперменом? Зачем? Ты мог бы поделиться со мной.

— С тобой? — насмешливо переспросил Джим. — Даниэль Моррисон — мудрая и отзывчивая. Со своей бедой иди к Даниэль Моррисон! Поможет сочувствием и советом! — язвительно прокомментировал он.

— Браво, Хаскелл!

— Ты все знаешь о прошлом своих родителей. Все их ошибки, все их заблуждения. Каждый из них уверен, что заслуживал лучшей доли, и ты разделяешь с ними их уверенность. А тебе не кажется, что в этом ты запуталась не меньше, чем они? — словно нападая, обратился к ней Джим.

— То есть?

— Каждый получает от жизни то, чего заслуживает. Ты будешь спорить? В свое время они попали в ситуацию, из которой, как им показалось, не было выхода. Совместная жизнь не удалась, и они решили свалить друг на друга ответственность за собственные неудачи…

— К чему ты клонишь, Джим?

— К тому, что эта ночь у нас с тобой могла быть волшебной, и следующая, и множество ночей после… Но тебе понадобилось расставить все точки над «i». И к чему мы пришли?

— К чему мы пришли, господин Фрейд?

— К злобной полемике, Моррисон.

— Тебе самому так больше нравится, Хаскелл. И знаешь, почему?

— Ну-ка, скажи!

— Потому что впервые в твоей жизни кто-то вызвался тебе помочь. У тебя уже давно выработался комплекс спасателя и мирового парня. Ты всех опекаешь, берешь на себя чужие проблемы, мастерски их разрешаешь… Тебе невыносимо сознание, что может возникнуть момент, когда ты сам будешь нуждаться в помощи друзей.

— Феноменальная проницательность, Моррисон! Божественная мудрость вещает твоими устами! Хвала просветленной Даниэль!

— Я не в обиде на тебя, Джим. Признайся честно, ты такой альтруист действительно ради друзей или хочешь себе что-то доказать?

— А как расценивает тревожные симптомы всезнающая доктор Даниэль Моррисон?

— Я предполагаю, что это стало твоей вынужденной привычкой. Такое случается, если ты старший ребенок в многодетной семье, или если тяжелобольной родственник нуждается в постоянном уходе, или если кто-то из членов семьи наркоман или алкоголик.

— И какой же из этих случаев мой, профессор?

— Я полагаю, последний, — в ужасе от собственной дерзости произнесла Дэнни.

— Я потрясен, Моррисон. И что заставило тебя прийти к такому неординарному выводу?

— Я пытаюсь поговорить с тобой начистоту, Джим.

— Тогда подожди, пока у тебя появится собственный психоаналитический кабинет с дипломами на стеночке, куда я всенепременно приду, лягу на удобную кушетку, и мы поговорим о моей маме, если мне, конечно, удастся выяснить, кто она такая… А пока этого не произошло, превращайся, пожалуйста, в прежнюю Малышку Дэнни, а то на меня слишком давит твой коэффициент интеллектуального развития. Пожалей тупицу.

— Только после тебя, Хаскелл! Джим, которого я знала прежде, никогда бы не обидел друга, даже в шутку.

— Это означает только то, что ты и прежде не слишком хорошо меня знала.

— Видимо, так и есть. Прости меня, Джим, еще раз! Прости, что я не Лейла Роббинс, с которой ты мог бы быть откровенен. Мне искренне жаль, что я всего лишь Даниэль Моррисон! — надрывно воскликнула она и отвернулась к окну.

— Дэнни, Денни, Дэнни… — укоризненно покачал он головой.

По всему видно было, что Джима в этом доме дожидались.

Многочисленное семейство Хаскелл высыпало из тесных дверей на крыльцо, а оттуда с шумом на улицу. К изумлению Даниэль и к радости Джима…

Дэнни растерялась не на шутку. После препирательств с Джимом она не знала, как себя вести с этими незнакомыми людьми. Джим заметил ее неловкость и, прежде чем покинуть салон автомобиля, шутливо произнес:

— Нам чуть ли не весь городок родней приходится, поэтому ничему не удивляйся. Зато более удобного случая познакомить тебя сразу со всеми не представится. Так что наберись терпения и напряги память.

Дэнни еще раз, прежде чем выйти из машины, оглядела толпу. Собралось не менее шестидесяти человек — так ей показалось.

— Это Дэнни, моя подруга по университету, — громко представил свою спутницу Джим.

Ответом было понимающее сосредоточенное молчание благожелательно настроенных людей. Джим подвел гостью к стоящим впереди прочих людям и представил их Дэнни:

— Мои родители, Боб и Клер… Тетушки, дядья, — указал он жестом. — Прочие родственники… Разберешься чуть позже.

— Да… Придется постараться, — хихикнул кто-то в толпе.

Мама Клер не смогла долго выносить «официальной» части и при первом же послаблении кинулась любимому сыну на шею. Худощавая чернявая женщина с ласковым лицом пристально смотрела на Дэнни поверх сыновнего плеча. Подойдя затем к гостье, она произнесла: