Грех с ароматом полыни - Галина Владимировна Романова

– Был бы человек, а статью ему подыщут, Мариночка, – добавлял он и улыбался. – Работай пока. Деньги хорошие платят.

Пока платили. Но ситуация неожиданно ухудшилась. Упали продажи. Упали очень резко и настолько, что следующий квартал может стать убыточным. И тогда неизвестно, как ей придется крутиться, чтобы выкроить средства на выплату зарплат сотрудникам. Почему, непонятно, но она считала себя ответственной перед ними. Не Даниил Игоревич, а она несла личную ответственность за благополучие их семей. И ей просто необходимо было что-то придумать. Не потому, что он велел, а потому что так нужно. И для начала она проверит всю отчетность предыдущих месяцев. С самого начала года…

Даниил Игоревич исподлобья глянул в сторону приоткрывшейся двери.

На пороге застыл его личный телохранитель Паша Камодов – ударение на первом слоге. Паша все время на этом настаивал, но никто, разумеется, таких тонкостей не соблюдал. И с годами Паша стал просто Комодом с традиционным ударением на втором слоге. Но только для своих! Попробовал бы кто со стороны назвать его так.

– Ты чего? – уставился на него с неудовольствием Даниил.

Он только-только открыл сайт знакомств, где уже пару недель переписывался с симпатичной студенточкой. И тут Паша. Он его не звал!

– Даниил Игоревич, есть новости.

Взгляд в пол, значит, какое-то дерьмо собрался сообщить.

– Ну! – Даниил с треском захлопнул ноутбук. – Что еще?

– Всплыла кое-какая информация о Марине.

– О Марине?! – Он вытаращился на Пашу. – О какой? О нашей, что ли, Марине? О главном бухгалтере?

Паша молча кивнул. Он редко бывал многословен. Не любил и не умел красиво говорить. Людей наказывать красиво у него получалось. Физически. Если Паша принимался за дело, Даниил глаз не мог оторвать. Не наказание – песня!

– Что не так с ней?

Даниил прищурил глаза. Мысли, как тараканы после травли, принялись метаться в голове.

Не просто так у этой сволочи морда тряслась. Не просто. Что-то затеяла за его спиной жирная корова. Проблемы, говорит, грядут. Большие проблемы. В минусе, говорит, можем оказаться. Тварь! Тварь из бездны! Уволить! Уволить к чертям собачьим!

– Ворует? Конкурентам сдает? Копает под нас? – забросал он тут же Пашу вопросами.

– Не, – сделал Паша большие глаза. – Вроде ничего из этого. Типа, ничё такого не замечено.

– Тьфу ты! Комод, ты можешь внятно объяснить, нет?!

– Сынок-то у нее, оказывается, следак. Да такой, сволочь, неподкупный. Правильный! – произнес последнее слово Паша как ругательство. – И я тут подумал, что, если она что пронюхает, сольет ему, сто пудов. И нам тогда…

Пашина ладонь прошлась по его горлу. Взгляд сделался тоскливым.

– Следа-а-ак?! – выговорил на выдохе Даниил и замер с застывшим взглядом.

Молчал, сидя так – глаза в одну точку – минут пять. Потом встрепенулся. Поднял на Пашу гадкий взгляд.

– А как так, Паша? Как могло так получиться, что у моего главного бухгалтера сыночек следователь? У нее есть, а я об этом ничего не знаю?

– И я не знал. Родство не афишируется. Фамилии у них разные. Она после развода взяла свою девичью фамилию. Живут давно врозь. Он взрослый.

– Как вышли на информацию?

– Звонить она часто стала из кабинета по телефону, который прячет ото всех. Устроили обыск в ее отсутствие. Нашли в сумке телефон. Пробили по номеру. Дальше – больше.

– Понял, – отмахнулся от него Даниил и снова надолго умолк.

Думал! Он катал в голове одну мысль, он пробовал ее на вкус, проглатывал, морщился, будто наелся кислого. Потом в помощь пошла бумага, на которой он принялся что-то энергично чертить, писать и зачеркивать. Бумагу затем скомкал и поджег в большой медной пепельнице.

– В общем, так, Комод… – оборвал он тишину, нарушаемую лишь сдавленным Пашиным дыханием и скрипом карандашного грифеля по бумаге. – Действуем уже на этой неделе.

– Но!

Паша нервно сглотнул и взглянул на хозяина с обидой. Операция была сырой, неподготовленной, неужели не понятно? Могут случиться проколы. И…

– Я сказал – на этой неделе! А завтра мы ее уволим.

– Марину?

– Да. И еще половину сотрудников потом под шумок. Изобразим страшное потрясение. Финансовую депрессию. А? Как тебе?

Паша счел за благо промолчать. Он пока ничего не понимал.

– Короче, повыгоняем всех к чертовой матери. Оставим самых верных. С ними потом расплатимся, как надо. Балласт – за ворота.

– Я не понял, вы бизнес сворачиваете, что ли? – Паша сунул руки в задние карманы темных джинсов. Улыбнулся. – Это хорошо.

Ему давно не нравилось то, чем занимался его хозяин. Неприбыльно как-то, хлопотно. Многое непонятно. Обучаться Паша, как и его хозяин, не хотел. Серые схемы – это да, это его. А работа по-честному – утомительна и бесперспективна.

Последнее слово он выучил не так давно, оно ему очень понравилось, он долго пробовал его выговаривать без запинок. Сейчас выходило, просто от зубов отскакивало.

– Бизнес сворачиваю, Паша. И уеду куда-нибудь. Вернее, улечу.

– Надолго? – заворочал Комод шеей.

Его взгляд уперся в пол. Дыхание сбилось.

– Не боись, ты со мной, – хмыкнул Даниил Сергеев, разгадав его страхи. – Куда же я без тебя!

Паша засопел, подавил слова благодарности. Не умел он их говорить. Всегда выходило нескладно, неубедительно. Лучше молчать, чем вякать коряво.

– В общем, Паша, ты понял – запускай машину. На этой неделе все делаем. Завтра всех увольняем к чертовой матери. А через пару месяцев нас с тобой уже тут не будет. Дом я давно выставил на продажу. И квартиры все тоже. Деньги вывел. Действуем…

Ко вторнику ему стало много лучше. Боль в горле прошла, кашель исчез. О недавней простуде напоминал лишь заложенный нос и гнусавый голос. Ева постаралась – вылечила. Скармливала ему лекарства, которые принесла, все выходные. Ставила банки, хотя он и ежился, и стонал, и пытался отказаться.

– Поверь мне, Минаков, это лучшее, что придумало человечество от простуды. Помню, в детстве я постоянно, как божья коровка, ходила.

– А что, лекарств не было?

Вопрос был из запретных. Он брякнул и понял, что зря. Поздно понял.

Ева сразу закрылась, молчала долго, передвигаясь тенью по его квартире. И вдруг обронила тихо:

– Не было, Егорка, ни лекарств, ни хлеба. Для нас не было. Для приемных детей.

И снова тишина. И он больше не осмелился расспрашивать Еву о ее детстве. Решил, что сам отыщет информацию. Выйдет на работу в понедельник и все найдет. И человека, который напомнил ей о жутких годах, проведенных в приемной семье, найдет непременно. Из-под земли достанет, если это для нее так важно.