Цирк чудес - Элизабет Макнил

бархатном стуле. Они всегда были очень разными, но тем не менее сейчас они вместе. Они практически неразлучны.

– Кто волк, а кто заяц? – спрашивает он с лающим смехом.

– Ты о чем?

– О нас с тобой.

– Можешь быть волком. Ты старше.

– Так и думал, что ты это скажешь. – Джаспер скрючивает пальцы, словно когти, и добродушно смеется. – Помнишь, как мы нашли мешок с овечьей шерстью и смастерили себе усы? Пожалуй, мне было лет десять.

Эта тема нравится Джасперу, и он продолжает перебирать детские воспоминания. О том, как он получил микроскоп, а Тоби – фотографический аппарат. О том, как они впервые увидели леопарда. О том, как отец взял их на представление Том-Тама под названием «Мальчик-с-пальчик» в театре «Лицеум».

Он до сих пор ярко помнит эту сцену в жарком и влажном зале, обитом бархатом. Завсегдатаи перешептывались между собой, а отец указывал им на Чарльза Диккенса, художника Ландсира[3] и актера Макриди[4], сидевших в первых рядах. Занавес разошелся в стороны, свечи были погашены. Сердце Джаспера бешено стучало в груди. Они смотрели, как восьмилетний карлик Чарльз Страттон катается на миниатюрной лошади, как его запекают в пироге и как он прорывается на свободу через запеченную корку с помощью маленького тесака. Но взгляд Джаспера лишь изредка останавливался на сцене. Он наблюдал за толпой зрителей – и что он видел? Ярость, страх, восторг. Весь зал взревел от смеха, когда малыш заявил: «Хотя я крошка, я могучий герой!» Каково это было – безраздельно владеть вниманием тысячи людей?

Потом, в Ламбете, они видели, как пятьдесят лошадей устремились друг за другом на арене амфитеатра Эстли[5]. Топот копыт был похож на грохот ружейных выстрелов. Когда зверинец Уомбелла зимовал в городе во время ярмарки Св. Варфоломея, они бродили между клеток со львами, оцелотами, кенгуру и носорогами. Они стояли на берегу Темзы, когда синьор Дюваль пересек реку по натянутому канату. В ушах Джаспера трещали фейерверки, его мозг пузырился новыми возможностями. В школе он продавал крапленые карты, хлопушки и волшебные шляпы собственного изготовления и не жалел времени на зарисовку механизмов и сложных финтифлюшек. Его кошелек распухал от денег. Мир был сдобной булочкой с присыпкой из сахарной пудры, только и ждал, когда его купят. Он говорил, что однажды заведет собственную труппу и устроит лучшее представление во всей стране. Тоби серьезно относился к его словам и выражал желание стать совладельцем. Он предложил название: «Великое шоу Тоби и Джаспера Браунов», – но Джаспер недовольно поморщился. Браун? Им нужно придумать новое семейное имя: Зевс, Ахиллес или даже Юпитер. Братья Джупитер.

Отец благосклонно улыбался, прислушиваясь к их мечтаниям. Он пребывал в убеждении, что цирк был мальчишеской прихотью, которую Джаспер обязательно перерастет. По его словам, Джасперу были нужны усидчивость и целеустремленность. Его собственное положение в мире торговли было неустойчивым, и он не хотел, чтобы его ребенок страдал от таких же ограничений. Когда несколько его судов потонуло у побережья Сиама и они были вынуждены переехать в менее просторный дом в Клапэме, он наскреб и занял денег, чтобы купить Джасперу офицерское назначение в далеко не самом популярном провинциальном полку. Джасперу было двадцать лет: более чем достаточно, чтобы отказаться от глупых мечтаний о дрессированных тюленях и танцующих лошадях.

Разочарование Джаспера рассеялось уже через несколько дней. К своему удивлению, он обнаружил, что в армии полно трюков и актеров, даже на злосчастных равнинах Крыма. Он устремлялся в атаку по склону холма в мундире с потрепанными эполетами и блестящими знаками различия, и Дэш бежал рядом с ним. Парады, звуки сигнальных горнов, военные оркестры, взрывы снарядов как смертоносные фейерверки, ощущение принадлежности – это был цирк в чистом виде. Цирк был театральным подобием жизни и человеческого желания. Когда наступила цветущая весна, дамы наблюдали за сражениями с вершин холмов, как могли бы наблюдать за представлением, прижав к глазам театральные бинокли. Однажды утром, в тревожные дни перед штурмом Севастополя, он слышал, как одна женщина невозмутимо сказала: «Они так летали по небу, когда падали мортирные снаряды, что были похожи на умирающих птиц». Туристические пароходы совершали круизы в местных водах ради наблюдения за морскими боями, и зрители аплодировали, когда падавшие снаряды поднимали фонтаны брызг. Говорили, что во время атаки на Эльму стайка русских дам в панике бежала на колясках с места сражения, оставив лорнеты, разделанных цыплят, бутылки шампанского и зонтики от солнца. Убийство было представлением, и иногда, закалывая штыком очередного русского казака, Джаспер ожидал, что убитый вскочит на ноги и поклонится публике под гром аплодисментов.

После сентябрьского падения Севастополя и смерти Дэша Джаспер получил известие, что его отец тоже отправился в мир иной. Он купил дюжину русских лошадей, несколько верблюдов и вышел в отставку. Представление начинается.

Тоби был без всякого обсуждения отстранен от руководства, их мечты о совместном предприятии канули в прошлое. Имя Дэша незримо висело между ними как гнилостный запах, но никогда не упоминалось. Джаспер внушал себе, что Тоби всегда было наплевать на цирк, но причина находилась гораздо глубже, и он знал об этом. Его брат изменился. То, что он видел и сделал, навсегда сломило его. Они никогда не были равными, но теперь баланс сил необратимо сместился. Речь шла о мечте Джаспера и о его жизни, а Тоби находился у него в долгу. Это был Балаган Чудес Джаспера Джупитера.

Джаспер вздрагивает от стука в дверь, застигнутый на середине анекдота о фальшивой лягушке и школьном учителе.

– Заходите! – кричит он.

Джаспер не уверен, кто или что оказывается в комнате первым: человек или его запах. Потасканный, как бродячий пес, в паршивых обносках вместо одежды.

– Я не подаю милостыню, – говорит Джаспер.

– А я не нищий, – отвечает мужчина и вертит кепку в руках. – Я однажды поймал… лобстера с тремя клешнями.

Пьян в стельку. Джаспер обменивается взглядом с Тоби, откидывается назад и улыбается. Он намерен немного позабавиться.

– И у тебя сейчас есть этот лобстер?

– Я съел его.

– Охо-хо, какая незадача. И теперь ты хочешь продать нам твои воспоминания об этом курьезе?

Мужчина яростно трясет головой.

– Не лобстера. Мою дочь.

– Свою дочь? – Джаспер заливается смехом. – Итак, ты хочешь продать мне свою дочь. Что же, приведи ее сюда, и я посмотрю, понравится ли она мне.

– Не так. – Мужчина краснеет, хотя это трудно разобрать из-за выпивки. – Она… она такая же, как ваши чудеса.

– Сомневаюсь.

Он поворачивается к Тоби, приглашая его присоединиться к веселью, но глаза его брата широко распахнуты и наполнены паникой. Здесь что-то не так. Чего-то не хватает, но он не может точно определить, в чем дело. Тоби никогда не прятал свои чувства. Еще ребенком Джаспер мог ощущать расстройство своего брата через стену по ночам и приходил к нему в спальню, чтобы утешить его.

– Давай-ка, заходи, не стой на пороге, – велит он.

Когда мужчина переваливается через порог, Джаспер видит фургон его глазами: яркие афиши, мирный волк рядом с зайцем, графины из граненого стекла, которые он оборачивает салфеткой, когда берет их. Мужчина смиренно наклоняет голову.

– Почему она похожа на моих исполнителей?

– Она… на ней есть отметины.

– Отметины.

– Она родилась с ними. Они занимают у нее пол-лица. Другие – на руках и ногах,