Ничей - Алексей Борисов

публики, спикер стоически вынес эти наскоки и подходцы. Этим он изрядно огорчил и Забегалова, и ряд других желающих пристроить в аппарат своего человечка или даже пристроиться лично. С тех-то самых пор любимой темой расстроенного Валентина Юрьевича и стали рассуждения о необходимости разогнать пресс-службу как слишком дорогостоящую структуру, к тому же хронически и вызывающе не выполняющую своих обязанностей.

Семён Маркович улыбался и глядел на меня сквозь очки.

— Ничего, Алексей Николаевич! Всё нормально. Держись!

— Да смысла всё меньше вижу.

Спина как будто отваливалась. Хотелось вытянуться и забыться, а еще лучше — погрузиться в соленую ласковую воду Средиземного моря, снова увидеть залитые солнцем горы, пальмы и разноцветные паруса…

Семён Маркович тактично кашлянул.

— Ну, я пойду. Ты тоже не засиживайся, отдохни.

— А вы же в отпуске вроде бы, — вспомнил я.

— На больничном, — поправил Семён Маркович. — Поджелудочная ноет, обследоваться надо.

— Ну и обследуйтесь. Зачем сюда ходить?

— Вызывают, — развел руками Семён Маркович. — Сегодня в обед спохватились: надо, оказывается, сделать речь к открытию клуба.

— Какого клуба? Ночного?

— Сельского. У Виталия Ивановича в избирательном округе. Он говорит, ты ему не пишешь ничего, вот меня и озадачили.

Я только рукой махнул.

— Интересно, а он хоть раз мне поручал?

— Не знаю, не знаю…

— Зато я знаю. Не было такого. У пресс-службы вообще эту функцию забрали. Теперь то вас дергают, то вообще непонятно кого. Бардак развели и виноватых ищут! — я с хрустом оторвал вчерашний листок календаря.

— Держись, Алексей Николаевич, — повторил Домашевский, вставая.

Я кивнул в ответ.

— Тут Шарохин к тебе не заходил? — спросил Семён Маркович уже с порога.

— Нет. А зачем?

— Если зайдет, скажи, что не видел меня, ладно?

— Скажу, — пообещал я.

Все будто сговорились не дать мне закончить эту служебную записку. Продвинуться вперед я успел ровно на абзац, когда дверь снова распахнулась — в этот раз без стука и стремительно. В кабинет, часто дыша, вбежал депутат Шарохин. Михаил Юрьевич руководил межфракционной группой «Честность», созданной на заре нынешнего созыва. Тогда всерьез предполагалось, что в нее вольются все, кому дороги идеалы неподкупности — невзирая на партийную принадлежность. Кончилась затея тем, что в группе скоро остались двое — сам Шарохин и один его коллега, в принципе не появлявшийся в парламенте. По регламенту группа должна была принять решение о самороспуске, но для этого ей надо было собраться на заседание. А провести его не имелось ни малейшей возможности, ибо кворум, согласно всё тому же регламенту, составлял более половины ее списочного состава.

Над уникальной ситуацией смеялись все, но поделать что-либо никто не мог. Закон, как известно, суров. И Михаил Юрьевич на совершенно законных основаниях продолжал ходить на малый совет, имел свой кабинет с телефоном-вертушкой и консультантом и, само собой, получал хорошую заработную плату с надбавками и премиями. Лидеру группы, как и главам партийных фракций, таковая полагалась.

Сам лидер был человеком военным (разумеется, уже несколько лет как в отставке) и периодически выступал с громкими заявлениями — то о горестной судьбе всей животноводческой отрасли, то о недопустимости приватизации городских рынков. Вполне, по-моему, искренне и честно ратовал за усиление государственного регулирования и, одновременно, за беспощадную борьбу с коррупцией. Что, опять же, по моему мнению, явно противоречило друг другу.

— Николаич, к тебе Домашевский не забегал? — сразу спросил Шарохин.

— Нет, — ответил я, помня свое обещание.

— Ах, падла такая! — яростно выдохнул депутат. — Нет, ну ты смотри, а! Специально от меня бегает!

— Говорят, он на больничном, — обмолвился я.

— Знаем мы эти больничные! Симулянт он! — продолжал бушевать Михаил Юрьевич.

— А что случилось? — спросил я, отрываясь от компьютера.

— Чтоб я за него хоть раз еще поручился!.. Да его прибить мало! — развивал свою мысль парламентарий.

В принципе всё было ясно и без вопросов. История эта началась до моего появления в аппарате. Тогда еще действующий пресс-секретарь задумался об улучшении жилищных условий и занял деньжат в одном почтенном банке. Крупную сумму без поручителя не давали, и Семён Маркович привлек в этом качестве депутата Шарохина, с которым был на короткой ноге. Потом власть переменилась, Домашевского хотели убрать из парламента к чёртовой матери и даже оформили приказ о его увольнении. Болтался он между небом и землей месяца три, банку кредит не возвращал. Банк разъярился и адресовал претензии поручителю. Поручитель тоже разъярился, ибо ничего такого не предполагал. И пошла писать губерния…

Семёна Марковича в аппарате оставили, но понизили и в должности, и в зарплате. Долг меж тем образовался приличный, особенно учитывая штрафные санкции. Банк пригрозил судом, и лидер группы «Честность» заплатил за Домашевского, дабы не было публичного скандала, связанного с депутатским именем. После чего эпопея продолжилась. Теперь уже Михаил Юрьевич бегал за Семёном Марковичем, требуя с него каких-то дополнительных расписок. Периодически депутат срывался на крик и обещал отвезти неплательщика в лес, подышать свежим воздухом.

— Говорят, он часть долга вернул, — сказал я.

— Хрен он чего вернул! — рявкнул Шарохин. — Он еще за моральный ущерб должен! Меня, уважаемого человека, в суд из-за него чуть не потащили!

— Моральный ущерб — материя тонкая, его трудно подсчитать, — заметил я.

— Ничего, подсчитаем! Я сам в суд подам! Квартиру у него заберу! — грохотал депутат.

Я вспомнил разговор с Валентином Юрьевичем. Видимо, на лице у меня что-то отразилось, так как Шарохин убавил громкость и спросил:

— Я тебя отвлекаю, наверное?

— Не очень, — дипломатично ответил я и покосился на монитор.

— Ну, извини. Сам понимаешь, он меня достал, — развел руками депутат. — Слушай, а что сегодня «Факты и комментарии» написали?

После ухода Шарохина, которого я снабдил копией заметки, работа пошла веселее. Как ни странно, никто больше не звонил и не заглядывал. Было около семи вечера, когда я поставил последнюю точку.

Я откинулся на спинку кресла, потянулся и перечитал концовку.

«…Все параметры договора на следующий календарный год уже согласованы обеими сторонами, текст подписан Вами и выслан генеральному директору издательского дома «Факты и комментарии». Начав односторонний, задним числом, пересмотр, парламент создаст прецедент, который может иметь последствия для всех СМИ. Никто из руководителей законодательного собрания ранее не поступал подобным образом. Естественно, в ближайшее время о таком шаге станет известно другим редакциям. Вследствие этого, все наши усилия, предпринятые за последние два года ради улучшения имиджа регионального парламента, могут оказаться обесцененными.

Ссылки на экспертизу качества договорных журналистских публикаций в правовом отношении совершенно неубедительны. Ныне действующие, а также заключаемые нами договоры не содержат никаких упоминаний о возможности экспертизы. Законодательством такая экспертиза вообще не предусмотрена, а ее объективные