Свидетели Крысолова - Игорь Пронин

— Да, но туда ты не подберёшься. Насколько я понимаю, удивительно много руководителей всяческих структур покидают Москву. Отправляются отдыхать... Это неспроста, просочились, наверное, слухи... Усилена охрана.

— Отиль тоже вчера убит?

— Нет.

Дмитрий едва не подпрыгнул:

— Продолжает работать?!

— Он исчез несколько дней назад. Просто исчез, и всё. Это Терёхин сказал.

Небо постепенно затягивало облаками, на скамью упала тень. Живец поднялся, поправил куртку.

— Мне пора. Ты остаёшься?

— Да. — Снежинка опять полезла за конфетками. — Всю жизнь работала на правительство и общество и теперь не собираюсь от них бегать. Терёхина прикончила, вот и хватит. Знаешь, если они захотят со мной поговорить, я всё расскажу о нашем разговоре.

— Ладно... — Дмитрий на миг задумался, но не нашёл причин что-либо скрывать. Пусть живёт. — Прощай.

Она не ответила.

* * *

Они встретились на остановке Экспресса и пешком дошли до моста. Здесь дул ветер, разговаривать мешали проносившиеся машины. Плещеев всё хотел спросить, точно ли это то самое место, но Отиль дважды не расслышал вопроса, и полковник махнул с досады рукой. Наконец дошагали до обзорной площадки, где толпились какие-то туристы, спустились вниз на пролёт, и Отиль остановился.

Плещеев облокотился о железные, с облупившейся краской перила и посмотрел вниз, на реку. Отчего всё время хочется плюнуть с высоты?.. Какой-то инстинкт из разряда лишних, позорных. Полковник сглотнул, повернулся к спутнику. У Отиля залихватски развевалась борода, в спокойном состоянии доходившая до пояса и в нижней трети раздваивающаяся. Широкое лицо, большой лоб с просторными залысинами, узкие глаза.

— Это то самое место?

— Примерно... Он найдёт, не волнуйся.

— Я не волнуюсь... Чего уж теперь волноваться? Раньше надо было.

Внизу проплывала баржа — ресторан, толпой отплясывали какие-то старики в узких штанах и ботинках с высоким каблуком. Получалось не слишком лихо, мало кто успевал за музыкантами, рвущими струны.

— Блюз, — высказался Плещеев.

— Нет, рок-н-ролл. Клуб какой-то. Можно только позавидовать: сплошь мои ровесники, но я бы рассыпался.

— И везде так, — задумчиво проговорил Плещеев, провожая глазами баржу.

— Что именно?

— Твои ровесники. Мне иногда кажется, что я молодею, а ведь уже за пятьдесят. Город старится быстрее меня.

— Молодёжь отправилась в тёплые края, там веселее. Побережья, любовь-морковь... — В разговоре Отиль имел манеру смотреть на собеседника в упор, что обычно раздражало. Плещеев улыбнулся, но старик, видимо, и не думал шутить. — В Москве и работы-то теперь немного, всюду сидят вот такие пердуны и на пенсию не торопятся. Чем заняться молодым? Разве что самым старым задницы подмывать.

— Сейчас многие через Сети работают, вообще никуда не выходят месяцами, — заспорил Плещеев. — Нежирно, конечно, но...

— Разве это работа для молодёжи? Платят гроши, а никуда не выходить — это что же за жизнь для них? Это больше для стариков.

— Да так, на глаз-то не скажешь... — Полковник опять посмотрел в сторону уплывшего к Серебряному Бору ресторана. — По всей стране так, я недавно листал статистику... Стареем. Закон о рождаемости не работает, а ужесточать меры наказания никто не решается.

— Не пройдёт на референдуме, — убеждённо сказал Отиль.

— Да ты оглянись! — возмутился Плещеев. — Половина населения на пенсии! Конечно, они проголосуют за, им-то не рожать! Просто никто не хочет брать на себя ответственность, вот и всё. Каждое правительство у нас — временное, отсюда и разложение.

— Да ты монархист? — впервые улыбнулся Отиль. — Не ожидал от полковника СПР!

— От полковника и слышу.

— Монархист, надо же! — не переставал радоваться старик. — Вот дела! Совсем, значит, плохо дело!

— Отстань.

Плещеев опять отвернулся к реке. Глупо всё. Глупо, потому что бессмысленно. Тридцать лет существовала Служба перспективного развития и медленно угасала практически с первого же дня своего существования. Все вокруг считали эту организацию совершенно лишней, возникшей из-за глупости власть предержащих, но каждый раз, когда вставал вопрос о её ликвидации, наверху находился хоть один да умный человек и брал её под крыло. И всё, быть может, ради этого дня, когда надо спасти то, что ещё осталось от загибающегося мира. В результате на мосту стоят два забывших, когда надевали форму, полковника и ведут дурацкие разговоры.

— Ты уверен, что мы не зря здесь торчим? — бросил Плещеев через плечо.

— Уверен. И ты будь уверен, ждать недолго. Лучше подумай последний раз, правильно ли поступаешь.

— Выхода нет, даже Милош с этим согласился.

— Милош хитёр... — опять заулыбался Отиль. — Милош согласился, потому что я хорошо составил договорчик. И если ты его внимательно читал, то должен понимать, что...

— Что?.. — безразлично переспросил Плещеев.

— Что выполнить его условия невозможно. Смешные условия. Нельзя и нарушить, ибо я никому не советую нарушать договоры с... нашим партнёром. И я много говорил об этом хитрецу Милошу, он даже устал от меня. Но ведь не поверил. Да, не поверил! — Старик, казалось, был очень доволен этим фактом. — Я по глазам видел, что он не поверил!

— Мэр тебе вообще не поверил, — устало вздохнул Плещеев. — Надо потерять надежду, как я, чтобы быть готовым поверить в любую чушь. А Милош и мне-то до конца не верит.

— Поверил, если подписал договор! — Отиль погладил себя по пиджаку. — Вот он в кармане, даже печать имеется. А подписал потому, что не собирается его выполнять. Думает, обойдётся! Нет, и я его предупредил, что именно произойдёт. Не верит, по глазам вижу.

— Было бы странно, если бы он верил...

Сам Плещеев действительно был готов поверить во что угодно. За годы наблюдений он достаточно много узнал о мутантах, быстро заполняющих старые тоннели, чтобы впасть в состояние, близкое к истерике. Этим тварям никто не сможет противостоять. Ещё полгода, может быть, год, и они перестанут ограничиваться ночными вылазками за пищей, а потом вырвутся за пределы Москвы, и никакой кордон их не удержит. И тогда конец, не поможет даже ядерное оружие. Но применить его всё равно никто не решится, ведь никто не готов брать на себя ответственность. Каждый думает, что на его век хватит.

...Мэр, один из тех самых умных людей, не брезговавших добываемой СПР информацией, так и сказал: невозможно. Нельзя сказать людям, что они должны в двадцать четыре часа покинуть столицу, нельзя бомбить город. И самый первый человек, которому про это нельзя сказать, — президент. Вот предложить бросить в тоннели дивизию с огнемётами — это можно. Хочешь? И Плещеев сказал: нет, не хочу.