Мой Михаэль - Амос Оз

Чем же он может нас угостить? О, шоколадом.

И вправду, как человек, вспомнивший, что пренебрег священным долгом, Иехезкиэль Гонен, порывшись в тумбочке, извлек коробку конфет, старинную бонбоньерку, перевязанную ленточкой, в цветной оберточной бумаге: «Берите, берите, дорогие детки, пожалуйста, угощайтесь».

Виноват, не совсем понял, что именно я изучаю в университете? А-а, да, понятно, ивритскую литературу. Отные он это запомнит. Под руководством профессора Клаузнера? Да, да, великий человек профессор Клаузнер, хотя он и не любит Рабочее движение. Кстати, у него есть один из томов «Истории Второго Храма». Мигом разыщу и покажу. Впрочем, он хотел бы подарить этот том: ведь мне он более необходим, потому что у меня впереди вся жизнь, а его жизнь уже позади. Электричества нет, трудно сейчас найти эту книгу, но ради своей невестки он не пожалеет трудов.

Пока Иехезкиэль Гонен, горестно вздыхая, искал том на нижней полке книжного шкафа, пришли три из четырех теток. Они тоже были приглашены познакомиться со мной. Из-за неполадок с электричеством тетушки опоздали, а еще им не удалось разыскать и привезти тетю Гиту. Поэтому они приехали втроем. В мою честь, в честь выдающегося события они специально заказали такси из Тель-Авива в Холон, чтобы вовремя прибыть. Но тьма египетская пала на всю округу.

Тетушки обращались со мной с особо подчеркнутой симпатией, будто мои черные замыслы ими раскрыты, но по доброте сердечной мне все прощается. Как они рады со мной познакомиться. Много хорошего рассказывал Михаэль обо мне в своих письмах. Как им приятно убедиться, что Михаэль нисколько не преувеличивал. У тети Леи есть в Иерусалиме друг, господин Кадишман, человек весьма образованный, влиятельный, который по просьбе тети Леи уже поинтересовался моей семьей. И тетушки уже знают, все четыре, что я из хорошего дома.

Тетя Женя хотела бы поговорить со мной с глазу на глаз. Она просит прощенья. Она знает, что неприлично секретничать в обществе. Но между родственниками нет необходимости в соблюдении этикета, а ведь отныне я — член семьи.

Мы вышли в соседнюю комнату. Присели в темноте на жесткую постель Иехезкиэля Гонена. Тетя Женя зажгла карманный фонарик. Казалось, мы вместе шагаем в одиночестве по ночному полю. При каждом движении наши тени выплясывали дикарский танец на противоположной стене, потому что фонарик дрожал в ее руке. Безумная идея вдруг пришла мне в голову: тетя Женя собирается попросить меня, чтобы я разделась. Может, потому, что Михаэль рассказал мне по дороге, что тетя Женя — детский врач.

Тетя Женя начала тоном вежливым, но настойчивым: материальное положение Иехезкиэля, то есть отца Михаэля, не блестяще. Иехезкиэль — мелкий чиновник. Нет нужды объяснять умной девушке, что это значит — мелкий чиновник муниципалитета. Большую часть своей зарплаты он тратит на образование Михаэля. Насколько это нелегко — мне не надо объяснять. И Михаэль не должен прерывать учебу. Она должна объявить об этом самым ясным и решительным образом, не оставляющим места для недоразумений: ни при каких условиях семья не согласится, чтобы Михаэль бросил учебу. Об этом не может быть и речи.

Они, тетушки, переговорили об этом во время поездки в такси. Ради Михаэля они готовы предпринять любые усилия и помочь нам, скажем, суммой приблизительно пятьсот фунтов каждая. И тетя Гита, несомненно, присовокупит свою помощь, хотя ей не удалось приехать сегодня вечером. Нет, не стоит нас благодарить. Наша семья очень семейственная, если можно так выразиться на иврите. Очень. А когда Михаэль станет профессором, он сможет вернуть нам деньги, ха-ха.

Неважно. Главное, что на эти деньги невозможно сегодня обставить дом. Она, тетя Женя, потрясена жуткой дороговизной. Деньги падают в цене со дня на день. Ей хотелось бы спросить: решение пожениться в марте — окончательное? Нельзя ли отложить на время? Тетя Женя позволит себе задать еще один вопрос, абсолютно откровенный, чисто по — семейному: произошло ли нечто такое, что свадьбу откладывать невозможно? Нет? Тогда к чему же эта спешка? Она сама — ей это хочется рассказать — была помолвлена в Ковно в течение шести лет, пока не вышла за первого своего мужа. Шесть лет! Да, она понимает, что нынче другое поколение, и нет помолвок, не может быть шести лет. Но, предположим, год? Нет? Ну-ну. Ведь работая воспитательницей в детском саду, я не смогла, как она полагает, скопить приличную сyмму. Мне надо тратить на жизнь, есть расходы на учебу. Я должна знать, подчеркнула тетя Женя, что финансовые трудности в самом начале совместной жизни могут, к несчастью, ее разрушить. Она говорит об этом на основании собственного жизненного опыта. Она обещает, что придет время, и я услышу от нее потрясающую историю. Как врач она позволяет себе говорить открыто: в течение месяца, двух, полугода секс вытесняет все остальные проблемы. Но что будет дальше? Ведь я — образованная девушка, и она, тетя Женя, просит меня рассуждать здраво. Она слышала, что моя семья живет в каком-то кибуце, не так ли? Это не совсем точно? Покойный отец отписал в своем завещании три тысячи фунтов на день вашей свадьбы? Это хорошая новость. Очень хорошая. Видишь ли, Ханеле, Михаэль позабыл рассказать нам об этом в своем письме. И вообще Михаэль все еще витает в облаках. Гений в науке и младенец в жизни. Итак, решили в марте? Пусть будет март. Старики не должны навязывать свое мнение молодым; у молодых — вся жизнь впереди. Наша жизнь уже позади. Каждое поколение должно совершить собственные ошибки. В добрый, благословенный час. И еще: всегда, всегда, если мне понадобится совет или помощь я должна, нет, я просто обязана обратиться к тете Жене. У нее огромный жизненный опыт, которого нет у большинства обычных женщин. А теперь вернемся-ка в большую комнату. Мазл тов, Иехезкеле! Мазл тов, Миха! Здоровья и счастья!

В кибуце Ноф Гарим, что расположен в Галилее, Иммануэль, мой брат, встречая Михаэля, заключил его в медвежьи объятья, изо всей силы хлопал его по плечу, будто отыскался пропавший брат. Стремительно, за двадцать минут обойдя все, показал Иммануэль гостю кибуц.

— В ПАЛМАХе был? Нет? Ну что ж … Неважно. И другие тоже занимались нужным делом.

Полушутя, полусерьезно Иммануэль предложил нам жить здесь, в кибуце Ноф Гарим. А что? И здесь интеллигентный парень может приносить пользу и быть довольным жизнью. Не только в Иерусалиме. Правда, присмотревшись к Михаэлю, он заметил, что тот — не лев рыкающий. Так сказать, в физическом смысле. Ну и что? Мы здесь не сборная по футболу. Он может работать в птичнике, даже в бухгалтерии. Ринеле, Ринеле, раз-два, выставь на стол бутылку коньяка, которую мы выиграли на балу в Пурим. Поспеши, у нас теперь есть новый зять, нежный и прекрасный. А ты, Ханочка, ты чего молчком да молчком? Девушка собирается замуж, а по лицу можно подумать, что овдовела. Михаэль, парнишка, ну, ты уже знаешь, почему распустили ПАЛМАХ? Брось, не начинай рассуждать и спорить, я только хотел узнать, ты уже слышал этот анекдот? Не слышал? Отстает, отстает ваш Иерусалим. Ну, так слушай …

И наконец мама.

Говоря с Михаэлем, мать расплакалась. На ломаном иврите она рассказала ему о смерти отца, но слова ее тонули в потоке слез. Она просит разрешения измеришь Михаэля. Измерить? Да, измерить. Она хочет связать ему белый свитер. Она приложит все усилия, чтобы закончить его ко дню свадьбы. Есть у него черный костюм? Может, на церемонию он хочет надеть костюм Иосифа, покойного мужа, благословенна его память? Она его распорет и ушьет. Сумеет подогнать. Разница в размерах невелика. Она очень просит. Пусть это выглядит сентиментальным. Она не в состоянии купить ему другой подарок.