Гарпии - Иоанна Хмелевская

В общем, письмо было искренним, деловым и чрезвычайно трогательным. Тем более что в конце стояла приписка, сделанная другой рукой и начинающаяся словами: «Мое дорогое дитя!» Так обращалась к Доротке крестная мать ее матери, обращалась как к родной внучке, жалуясь на одиночество, с робкой просьбой уделить ей немного внимания и теплоты. Доротка была тронута. Уж она-то знала наверняка — от ее теток несчастной американке не дождаться ни внимания, ни теплоты, а в них, судя по всему, так нуждалась эта очень немолодая женщина. И Доротка тут же решила: письмо опять спрячет, непременно поедет в аэропорт встречать крестную бабушку, а если потребуется, скроет от теток время прилета, чтобы избавиться от паршивого Мартинека.

Мартинек Янчак, приятный юноша, на год моложе Доротки, отличался на редкость спокойным характером. Природа не наделила его особой живостью и темпераментом, зато не поскупилась на здравый смысл. А здравый смысл велел ему беречь свои жизненные силы, чтобы их растянуть подольше, и по возможности пользоваться жизненными силами ближних своих, всячески при этом скрывая данное кредо и, наоборот, демонстрируя горячее желание в любую минуту помочь окружающим, не щадя не только сил, но и живота своего. Открыв два года назад Фелицию, он сразу понял: вот источник, из которого можно без конца черпать жизненные блага. И стал черпать.

Как раз в то время его собственный, вернее, родительский дом сотрясался от природного катаклизма, каковым является генеральный ремонт, в котором ему, Мартинеку, велено было тоже принимать посильное участие. Мартинеку этого очень не хотелось. Найти уважительную причину избежать участия в ремонте оказалось проще простого. Мартинек «вывихнул» ногу и смылся с горизонта. Вскоре, однако, выяснилось, что деться парню, собственно, некуда. Матери его дружков почему-то неодобрительно относились к пребыванию в их доме дармоеда более двух дней, вот и пришлось бедолаге целые дни напролет сшиваться где попало — в магазинах, читальнях, парках. Однажды холодным дождливым вечером он помог пожилой женщине собрать с земли вылетевшие из ее рук книги и благодаря этому благородному поступку нашел в доме Фелиции приют и пропитание.

Пока они с Фелицией добирались до дома, Мартинек с обезоруживающей искренностью признался, что он только притворяется хромым, нога в порядке, а притворяться приходится из чувства самосохранения, ибо опасность грозит не только его здоровью, но даже и жизни. В принципе разумная и рассудительная Фелиция тут ни с того ни с сего поверила (наверное, очень уж хотелось поверить) в то, что у парня просто жуткая семейка, совсем его заездили, работает без устали, света божьего не видит, к тому же не кормят совсем, каждым куском хлеба попрекают. Безжалостный отец заставляет парня таскать непосильные тяжести, злодейка мать последний кусок отнимает, чтобы отдать своему любимчику — младшему брату Мартинека, мегера-сестрица выгнала из своего дома, куда сбежал было несчастный юноша, и негде ему преклонить голову.

Он студент, учится, но стипендии не получает, время от времени подрабатывает, тем и живет. Ведь он не лентяй какой-нибудь, наоборот, трудяга, только с работой непосильной не справляется, а если посильная, так он всегда пожалуйста. Если не двадцать восемь часов в сутки, не как вьючное животное, а как человек.

Не размышляя долго и не смущаясь явным недовольством сестер, Фелиция тут же нашла для бедного юноши нормальную работу в своем доме: покрасить оконные рамы. Если это делать не спеша, такую работу нельзя назвать непосильной. А спать Мартинек будет на надувном матрасе в кухне.

Спальное место не вызвало у Мартинека никаких нареканий, он моментально прижился в кухне, тем более что она была просторной, матрас занимал всего третью часть пола, поэтому встававшая раньше всех Сильвия могла свободно крутиться в кухне, не наступая на квартиранта. Впрочем, не наступала только первую неделю. В начале вторил она ощутила в себе непреодолимое желание вылить невзначай на спящего кипяток или уронить на него сковородку со скворчащими шкварками. Или еще лучше — нечаянно обрушить кухонную полку с множеством банок, прибитую как раз в изголовье безмятежно почивавшего нахлебника...

Получив от Фелиции аванс под упомянутые оконные рамы, Мартинек энергично принялся за работу. Сначала внимательно осмотрел рамы. Очень внимательно, полдня ушло на это. Затем принялся подбирать орудия труда. Нашел наконец отвертку, она оказалась мала, пришлось искать другую. Фелиция сама вручила ему инструмент нужного размера. Работник, воспользовавшись случаем, потребовал у хозяйки наждачную бумагу, чтобы ошкурить рамы, это хозяйка особо подчеркивала.

Наждачная бумага, ответила хозяйка, хранится в ящике, в чулане. Получив столь нужную информацию, работник счел себя вправе на сегодня покончить с трудами, замаялся. Тем более, что уйму времени отнимали перерывы на завтрак, обед и ужин.

На следующий день он вновь изучал первую раму и нечаянно разбил ее. Бранить его у Фелиции не хватило духу — таким сокрушенным выглядел парень, каялся, бил себя в грудь и настоятельно требовал вычесть из будущей оплаты стоимость рамы. В просьбе Фелиция великодушно отказала, тем более что современные шведские рамы, вернее, целые окна в комплекте, стоили безумно дорого, и неизвестно какие же тогда платить работнику деньги. Взамен она обязала Мартинека просто вставить разбитое стекло. Тот немного оживился, открутил винты, вынул раму и потащил ее к стекольщику. Там он провел остаток дня, наблюдая за работой мастера и овладевая новой профессией, а также следя за тем, чтобы все делалось путем. К ужину парень вернулся со вставленным стеклом и даже прикрутил раму на прежнее место, после чего отлично справился с заслуженным ужином.

Половина третьего дня ушла на выбор наждачной бумаги. Парень не привередничал, испробовал и новую бумагу, и уже бывшую в употреблении, возвращался к отвергнутому варианту и еще не пришел к решению, когда, к сожалению, пришлось прерваться на обеденный перерыв. После обеда Фелиция попросила работника достать с верхней полки стеллажа в ее комнате атласы и карты — что-то ей понадобилось в них найти. После долгих поисков в одном из атласов была обнаружена нужная бумажка. Мартинек с ангельским терпением пережидал все это время, не торопил хозяйку, развлекая ее красочным описанием своей мартирологии, а затем аккуратно, без суетливости, вернул на полки географические пособия и по собственной инициативе красиво выровнял их.

Если учесть, что рост Фелиции не превышал метра с половиной, а рост Мартинека равнялся метру и семидесяти восьми сантиметрам, не приходится удивляться, что хозяйка решение приняла правильное. Сидя в кресле, она с удовольствием наблюдала за работой этого верзилы — всю жизнь любила высоких мужчин. Будь Мартинек коротышкой, наверняка он бы не пользовался ее симпатией.

Покончив с книгами, оба продолжили приятную беседу до самого ужина.

С утра четвертого дня Мартинек приступил наконец к ошкуриванию. Задумчиво прошелся шкуркой по дереву раза два. И тут Сильвия оторвала его от работы. Надо сбегать в магазин за картошкой. На обед она запланировала отбивные, а к ним лучшим гарниром, как известно, являются картофельные клецки, «копытки». Если картошки не принесут, она, Сильвия, слагает с себя ответственность за обед, не будет сегодня обеда — и баста! Устрашенный такой перспективой, Мартинек вынужден был с болью в сердце отложить малярные работы и отправиться в магазин, даже не испросив разрешения Фелиции. И, как ни странно, из магазина вернулся быстро. Сообразил, наверное, что приготовление «копыток» требует много времени. А вернувшись, сам, по собственной инициативе сел помогать Сильвии чистить картошку, и очистил целых три штуки. Остальные девять очистила Сильвия, зато Мартинек вынес мусор и даже самостоятельно подготовил торбу для следующего.