Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии) - V.S.
Шрифт:
Интервал:
Да уж, Реальность вцепилась в меня мёртвой хваткой, выкрутила руки назад и заставила встать на одно колено, в любой момент Реальность могла в ультимативной форме попросить меня лечь лицом на асфальт. О да, сука-Реальность жестока с такими ничтожествами как я. Как тут не вспомнить Луи Селина. Моё путешествие на край… просто на край. Все последние годы я стремился ослабить оковы Реальности, а для этого был социально пассивным, политически индифферентным, психологически рассеянным и, на всякий случай, не верил никому. Теперь же мне предстояло играть гендерную роль, текст которой я давно забыл. Я уже играю, импровизирую как могу. Я был почти свободен, но Реальность поймала, когда я уже «перелезал забор»…
Глава 10
Спустя сутки. Может, спустя вечность. Воскресенье. Стой-стой. Я не могу дышать. Я еду… Еду… Не могу рулить, этим ведром.
— С вашего позволения, я остановлюсь на перекур?
— Извольте.
Мне надо написать сообщение. Я не могу дышать. Ты так глубоко во мне… Я не буду умолять о помиловании; голос её разума сказал, что со мной надо завязывать. Она написала, что: «Нам надо прекратить, иначе всё закончится плохо… Давай общаться, как брат и сестра». Пишу сообщение: «В качестве последнего слова приговорённого к разбиванию сердца (опять грёбанная патетика): хочу сказать, что во всех оставшихся для меня женщинах я буду искать твои черты, но, чёрта с два найду хоть в одной. Я поймал себя на мысли, что строю планы совместной с тобой жизни. Ты — во всех известных смыслах, исключительная девочка. Целую (конечно, невинно)». Ну, где ты ощущение свободы?! Что-то я не очень счастлив от того, что меня минула сия чаша. Мне надо выпить…
— Мы поедем?
— Да, конечно…
Я буду водку и пиво, курю Мальборо Лайт, как Д. Паркер. Меня ждут привидения и сны про войну. Необратимость и Идеал. У меня был шанс стать нормальным человеком, но, от не меня зависящих причин, его больше нет. Я не бегу от судьбы, — только надеюсь, что она будет счастливой. Я учусь не надеяться; как только смогу — стану свободен. Возможно ли, что я люблю тебя только потому, что люблю себя (ведь ты — моя не самая дальняя кровь), возможна ли такая перверсия? Может и вправду — это мой единственный шанс полюбить?.. Сегодня я гуляю, это не обсуждается. Приняв первые сто, я сажусь за руль и еду навстречу своему другу Тони. Тони находится около заведения, где по воскресеньям играет его младший брат. Когда я подъехал к заведению, оно было уже закрыто, Тони стоял в кругу незнакомых мне лиц и поддерживал разговор сразу со всеми, особенно с совсем юной блондинкой. Эти лица вполне могли быть ещё школьниками. Тони был пьян настолько, что проявлял агрессию ко всему сущему. Поздоровавшись со всеми, я довольно навязчиво стал препровождать Тони в предварительно открытую дверь пассажирского сиденья. Тони довольно заметно сопротивлялся. Я не стал настаивать и решил немного побыть в компании незнакомцев и незнакомок. Высокая брюнетка предложила выпить водки. Водка у них была в бутылке из-под минералки, минералка у них была в бутылке из-под минералки; это для того чтобы незаметно пронести спиртное в клуб. Я не видел причин отказываться от выпивки, ведь я уже был полупьян. Перед тем как сесть за руль пьяным я выпиваю немного Корвалола — для запаха; в случае задержания инспектором ГИБДД можно разыграть сцену «про истеричку». Предложенная мне водка пошла на удивление плохо. Я решил, что это знак. Затолкав Тони в машину и включив на полную «Ленинград» (я почти всегда слушаю «Ленинград» когда езжу пьяный), рванул с места. «А ты сегодня французской помадой, а напомадила губы свои! А мне кажется будто измазан а весь твой рот в моей алой крови…» Конечно, мы на этом не остановились. На пути супермаркет с огромным выбором лекарства для души. «…Любишь ты лишь сосать мою кровь», — хором орали мы, глядя друг на друга. Водка-водка-пиво-сигарета-пиво-водкааааа… Закрутившись в вихре дружеского общения, мы утратили контроль над временем и пространством. На каком-то этапе я потерял из виду Антошу. Последний проблеск сознания настиг меня, когда я аккуратно парковался на детской площадке, в магнитофоне играл уже не «Ленинград», а «…согреет ветер полусумрачных витрин, мы с тобой на целом свете, ты мой раб и господин… Я усну, а ты не бойся просто думать обо мне… Нежный сон, мой успокойся, ты прошепчешь в тишине… Значит мы увидимся, зна-а-чит мы увидимся… Увидимся-увидимся», — очевидно, это была та певица, которая мне нравилась, когда я ещё учился в школе, но почему-то эта песня пелась голосом Антона Салакаева с характерным проигрышем на баяне…
Прилипнув щекой к стеклу, я посмотрел на звёзды и тотчас же ощутил невыносимую благодарность за то, что жив и, возможно,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!