Венчание со страхом - Татьяна Степанова

— А народ с зообазы когда начинает подтягиваться?

— Да когда как, — сторож пожал плечами. — А если по правде, тот народ мало на электричках ездит. У них машина из Москвы ходит со жратвой для живности. Ну, все к ней и пристраиваются. Какие там работают, те вообще редко ездят, живут при зверях своих. Да и народу там с гулькин нос осталось. Вы вон к Васильичу идите, он кой-кого на базе знает. Сено им в прошлом году возил и в этот раз вроде подрядился.

Васильич — муж кассирши Ольги — щуплый, сожженный солнцем мужик — колол во дворе дома дрова. Увидев Соловьева, он отпер калитку, загнал в будку рвавшуюся с цепи здоровенную кавказскую овчарку, впустил гостей в заросший яблонями и вишнями садик.

— Юрий Иванович, приветствую. Заходи, присядь в холодке.

— Здравствуй, Петр Васильевич. Это вот товарищ из главка нашего, будь добр, перескажи ему, как ты эту старушку обнаружил. — Соловьев сел на врытую под яблоней скамейку. А Колосов прислонился к стволу яблони:

прямо перед его лицом висели на склоненных ветвях зеленые неспелые плоды. Васильич отложил топор.

— Ну, сошел я, значит, с ясногорской. Народ кругом. Пути перешли и…

— А чего ты не домой, а на тропинку вместе с дачниками отправился? — спросил Соловьев быстро.

— Деркуну не доложишь?

— Могила — ты меня знаешь. Деркун — это наш лесничий, — пояснил Соловьев Колосову.

— Березу я себе одну облюбовал, Юрий Ваныч. О-он там, — Васильич мотнул головой в сторону леса. — Подгнила она, все равно до первой бури стоит. Ну и хотел пойти прикинуть, с какой стороны лучше валить. Березовые дрова у меня кончились. А без них как? И банька не та, парок не ароматен. И шашлычки, и печка… В печке еловые-то стреляют, опять же — искры. А березовые ровно горят. Уголь от них хороший, зола — огород удобрять, словом, нужна береза мне. Ну, пошел я, значит, по тропе. Гляжу — впереди пестрое что-то. Ба-атюшки, женщина лежит в грязи. Думал сначала — пьяная или плохо стало. Подскочил — а ейная голова вся в лепешку расплющена. Кровищи!

— Вы тело не трогали? Не перемещали его? — спросил Никита.

— Ни-ни, что вы! Дачники, что сзади шли, подоспели. Ну, крик, шум. Звонить побежали в милицию.

— Среди этих дачников босых не было? — задал новый вопрос Колосов. — Ну, может, кто купаться шел — ребята, молодежь?

— Нет. Да что в нашем лесу босому делать? — удивился Васильич. — Эвон крапива какая. Сучья опять же. В сапогах шли резиновых — видел, а босых — нет.

— Так, выяснили. Вы, говорят, на зообазу сено поставляете. Там у них стадо, что ли? Коровы? Кому сено-то заготавливают?

Васильич ухмыльнулся.

— Корова-то у меня. Личная буренка. А у них там полезного скота — кошка да собака. Остальные экзотические. А сено для обезьян.

— Едят, что ли, они его? — спросил Соловьев с удивлением.

— Фиг их знает. Может, и едят. Вроде на подстилку — утеплять, а там — неизвестно. Я привезу на тачке — завхозу ихнему сдам и не интересуюсь — что, как.

— А кроме завхоза, вы кого-нибудь там знаете? — Колосов протянул руку, влекомый желанием сорвать яблоко, но сдержался. — У вас вот сад хороший… С базы никто фрукты-овощи не покупает?

— Им моих овощей не требуется, — Васильич поддернул штаны. — Им машинами это добро привозят. Опять же для обезьян. Нешто там учтут, сколько те съедят, сколько эти.

— Кто те и эти? — переспросил Никита.

— Ну, волосатые в клетках и эти в белых халатах — хозяева ихние. Обезьяна — она и есть обезьяна, рази скажет, сколько яблок да огурцов ей положили? Ну, значит, умные люди и пользуются. Берут себе. А со змеями вообще просто. Они ж твари молчаливые. Пить-есть не просят. Так что, — Васильич усмехался во весь рот, — мои овощи и мое молочко на базе не надобно. Я вон дачников отовариваю.

Молочком от «личной буренки» он их угостил напоследок. Парное, пахнущее духом июльских трав, отменное молочко. Колосов не пил такого с «Вышки» — курсантами они каждое лето работали в подмосковных колхозах, помогали с грехом пополам, а потом барствовали на колхозной ферме.

— Березе, Васильич, дай все же упасть, — сказал Соловьев на прощание. — Не конфликтуй с лесничим, нечего вам делить. Гроза будет — разживешься буреломом, и проблем никаких.

Муж кассирши выслушал совет милиции, намотал на ус, но остался при своем мнении.

К воротам базы они подошли в начале третьего часа. Солнце пекло немилосердно. Колосов взмок. Перед ними высились массивные ворота — железные, выкрашенные зеленой краской. Забор бетонный, наверху — колючая проволока. Базе, как пояснил Соловьев, принадлежала территория в несколько гектаров. Только небольшую часть ее занимали постройки, остальное был лес и лес.

Начальник Спасского ОВД по-хозяйски громыхнул кулаком в ворота, пробурчав комично звучащую в его устах бессмертную фразу Винни-Пуха: «Сова, открывай, медведь пришел». После короткого разговора со сторожем (или кто он там был) одна из створок бесшумно приоткрылась. Их впустили. Открывал ворота молодой парень в пестрых шортах до колен и майке «Монтана». Выглядел он растерянным: круглые очки его в тонкой серебристой оправе запотели. На курносом носу тоже, словно бисеринки, поблескивали влажные капельки.

— Вы из милиции? — спросил ОН; тревожно уставясь на форму Соловьева. — А участковый уж минут двадцать как ушел. Мы уже знаем про бабу Симу. Ужас, какой же ужас!

— С участковым мы разминулись, — ответил Колосов. — Ну, ничего. Вас как величают?

— Евгений… Женя.

— Женя, будьте добры, проводите нас к вашему начальству. Кто тут всем хозяйством заведует?

— Вообще Ольгин. Александр Николаевич Ольгин. Он завлабораторией. Но его нет. Сейчас вот только Олег Званцев. Он в первом секторе, я вас провожу. Идемте.

Вслед за Женей-очкариком они направились по усыпанной гравием дорожке, лавируя между подстриженными кустами сирени и жасмина. Зообаза, которую Колосов представлял себе неким подобием зверинца — чугунные клетки и тухлый запах навоза, — походила, однако, на хорошо ухоженный английский парк. В зелени кустов прятались невысокие строения: нечто стеклянное, смахивающее на теплицу, кирпичная дачка с верандой и какой-то длинный закрытый ангар.

— Вы кем работаете? — спросил очкарика Соловьев.

— Я подрабатываю лаборантом. А вообще я на биофаке преподаю. Вернее, — щеки Жени вспыхнули, — буду только с нового семестра преподавать.

— В прошлом году университет окончили? — Колосов улыбнулся.

— Ага. Вот только сейчас вакансия на кафедре открылась. Да и то! — парень махнул рукой. — Нашим трудно устроиться стало. Денег нет совсем: лаборатории закрываются, программы свертываются. Это вот хозяйство пока держится, и то благодаря только Александру Николаевичу.

— Много сотрудников здесь? — поинтересовался Никита.