Подарок для Дороти - Джо Дассен

Единственным отличием в этом разговоре лицом к лицу в гостиной на самом деле был новый довод, приведенный Эдди. Он был любимчиком Мами, не только как самый младший, но еще и потому, что стал экспертом-бухгалтером, а для нее, несколько лет прожившей в еврейской части Нижнего Ист-Сайда, это было верхом преуспеяния. Эдди был наименее крепким из братьев Бонани, и его хрупкость растрогала бы любую мать, тем более его собственную. Он лишился зубов, когда ему не было еще и пятнадцати, у бесплатного дантиста в центра здоровья имени Питера Стьювесанта, а позже иезуиты снабдили его золотыми протезами, которые стали фокусным центром его физиономии, когда он улыбался. Как и братья, он был скорее похож на Бонани. У него были водянисто-голубые глаза, как у человека с больной щитовидкой, и, возбуждаясь, он так их выпучивал, что веки уходили вверх и почти совсем исчезали. Узкий ястребиный нос выпирал вперед, губы были тонкими и бледными, резцы сверкали. Он убеждал с искренностью миссионера:

— Мама, ты знаешь, я никогда не навязывал религию кому бы то ни было, хотя предполагаю, что в семье только ты да я ходим в церковь чаще, чем на Рождество и Пасху. В любом случае я не собираюсь утверждать, будто дело в этом. Но думаю, что… то есть я подумал, что все-таки можно было бы напомнить: что бы ни произошло между папой и тобой, он отец твоих детей и твой муж в глазах Господа, живешь ты с ним или нет, даже если бы он был презреннейшим созданием на земле. Так вот, я полагаю, что если уж он так хочет, чтобы ты вернулась к нему, то когда будешь думать над этим, может, стоит принять это во внимание.

Эдди облизал губы и огляделся, ища взглядом поддержки, но все братья старались хранить сдержанность, за исключением Питера, которому, казалось, было крайне не по себе.

Мами слушала внимательно, с серьезным видом кивая всему, что он говорил. А когда он закончил, она с гордостью просияла, словно он прочитал наизусть заданное стихотворение, и воскликнула:

— Верно! Очень, очень верно.

Потом бросила суровый взгляд на остальных сыновей, словно они спорили с Эдди. А он, похоже, испытал облегчение, опять оказавшись под ее защитой.

— Ну так в чем проблема? — спросила она вдруг с ободряющей улыбкой. — Хотите, чтобы я повидалась с вашим отцом? Ну так я с ним повидаюсь.

— Никто не требует, чтобы ты с ним встречалась, — запротестовал Ник, но как-то неубедительно.

— Скажем так: если он захочет со мной увидеться, я противиться не буду. Мы ведь в свободной стране. Почему у вас такой обеспокоенный вид? Договорились, что Бонани приедет к обеду в ближайшее воскресенье, и как только решение было принято, у всех словно гора с плеч свалилась. На какое-то время опять всплыли на поверхность старые семейные анекдоты, но то, что Мами участвует в затее своих сыновей охотно и с легким сердцем, вызывало у них скорее смущение, нежели успокоило их, благодушную атмосферу вечера поддерживала исключительно она. А вскоре все отправились спать — с ощущением, что несколько объелись.

Бонани должен был приехать к полудню, и утром в то воскресенье все безнадежно пытались вести себя, как обычно, словно в предстоящем событии не было ничего необычайного. Дядюшки старались, как могли, показать Мами, что их весьма мало заботит результат неизбежной встречи, и поминутно спрашивали ее мнение по поводу всевозможных вещей, не имевших ничего общего с Бонани. Да и она сама, хоть поначалу и произвела на нас впечатление своей беспечностью, не могла скрыть некоторых опасений. Все это время она провела на кухне, контролируя и комментируя действия моей матери, по-прежнему отрицая свое участие в приготовлении обеда. Ее волосы были стянуты в такой тугой узел, что глаза казались раскосыми.

За полчаса до предполагавшегося прибытия Бонани она исчезла на втором этаже и через десять минут вернулась, втиснутая в броню из китового уса и резинок, проступавшую из-под ее блузки. Она держалась прямо, как столб, объемистая грудь дерзко выпирала вперед. Хотя ей было немного трудно дышать, она вела себя так, словно в ее наряде нет ничего необычного. Губы она не накрасила, но со вкусом нанесла немного румян, расцветивших ее щеки, и побрызгалась туалетной водой с приятным ароматом.

Бонани прибыл за секунду до назначенного срока. Едва прозвенел звонок, как Эдди уже открыл дверь. Бонани был тщательно одет: антрацитовый костюм, галстук в красную крапинку. От него тоже приятно пахло туалетной водой. Сыновья встретили его со сдержанным радушием. После некоторой заминки в прихожей, где вновь прибывшего избавили от пальто, провели в гостиную, чтобы он встретился со своей женой.

Они справились с этим стильно, без малейшей нервозности. Бонани пошел прямиком к креслу Мами, какое-то мгновение оба внимательно всматривались друг в друга, оценивая и отмечая следы времени, но пауза была почти незаметной, потом Бонани сказал:

— Здравствуй, Мами. Рад тебя видеть.

— Похоже, ты в форме, Сэм. Совсем не изменился.

Она протянула руку, и Бонани пожал ее с большой теплотой, искренне довольный комплиментом.

— Столько времени прошло, — сказал он.

— Восемнадцать лет, — ответила она, и ее голос чуть дрогнул — единственный признак волнения за весь день.

Затем они осведомились о здоровье друг друга и порадовались хорошему виду своего потомства, несколько формально, но все же спокойно. На этом их беседу прервали, чтобы отвести в столовую и усадить за стол — на противоположные концы.

В отличие от обычных воскресных застолий, тут воцарилось что-то вроде атмосферы делового обеда, разговоры ограничивались строгой необходимостью, типа «передай соль». Слегка напряженный Бонани хранил молчание, а Мами было не очень-то по себе в корсете, вынуждавшем ее высоко поднимать каждый кусок, чтобы преодолеть выступающую грудь. Дядюшки, стараясь это скрыть, главным образом следили за тем, что скажут родители во время первой встречи. Только Питер, самый непокладистый из всех, сделал несколько неловких попыток обменяться новостями, которые не были таковыми ни для кого, да в какой-то момент Эдди заметил, словно пытаясь убедить самого себя: «Напоминает времена, когда мы были детьми, верно?»

Моя мать, строго соблюдая приличия, степенно подавала блюда, как и подобает во время воскресной трапезы, но, к ее досаде, все было закончено в рекордные сроки. А когда мой отец пригласил всех в гостиную, чтобы выпить кофе, последовавший за этим массовый исход принял размах повального бегства.

В гостиной все без явной причины почувствовали себя свободнее, и раздался гул голосов от общей болтовни. А после того как Мами ушла вслед за моей матерью, чтобы убрать со стола, обстановка стала настолько непринужденной, что Карно заметил отцу, что он «в прекрасном настроении, если принять во внимание обстоятельства», из-за чего Эдди с Тони, сидевшие достаточно близко, чтобы услышать, прыснули со смеху, а потом фыркнул и попытавшийся было сдержаться Бонани. Когда дамы, закончив свою хозяйственную деятельность, вернулись, мужчины, словно напроказившие сорванцы, с трудом подавили разбиравший их смех. Эти усилия вызвали у Эдди сильнейший приступ икоты, в то время как мой отец и Бонани, оба красные как раки, принимали сокрушенный вид.