Иствикские ведьмы - Джон Апдайк

– Этот Нефф такая сука, – начала она хриплым голосом и откашлялась. – Он все заставлял нас повторять Гайдна еще и еще. Заявил, что у меня жеманная интонация. Жеманная! Я разревелась и сказала ему, что он отвратительный шовинист. – Она услышала себя и не удержалась от каламбура: – Стоило сказать ему: «Подавись» [11].

– Ничего не поделаешь, – беспечно сказала Сьюки. – Таким способом они домогаются любви, чтоб их любили еще больше. Лекса, как всегда, пьет свою диетическую воду «ви-энд-ти». Moi [12], как обычно, увлеклась бурбоном.

– Мне не стоило бы этого делать, но он меня достал, и сегодня я не буду паинькой и попрошу мартини.

– Ох, подружка. По-моему, у меня нет сухого вермута.

– Не беспокойся, дорогая. Положи в бокал побольше льда и налей джина. Может, найдется у тебя лимонная корочка?

В холодильнике у Сьюки было много льда, йогурта и сельдерея и почти ничего больше. Завтракала она в центре в ресторанчике «Немо», за три дома от редакции, всего-то нужно было пройти мимо багетной мастерской, парикмахерской и читальни приверженцев «Христианской Науки». Обедать она привыкла тоже там, там же собирала сплетни, жизнь Иствика кипела вокруг. В «Немо» встречались старожилы, полицейские, шоферы-дальнобойщики, рыбаки в межсезонье, неожиданно обанкротившиеся бизнесмены.

– Кажется, апельсинов тоже нет, – сказала Сьюки, вытянув из холодильника два липких ящика из зеленого металла. – Но я купила персики в киоске у шоссе N_4.

– «Осмелюсь ли я съесть персик? – процитировала Джейн. – Я надену белые фланелевые брюки и погуляю по пляжу».

Сьюки вздрогнула, глядя, как вскинулись ее руки: одна длинная и жилистая от постоянного перебирания струн, а другая – крепкая и гибкая от смычка, – вонзаясь ржавым тупым рашпилем в румяную щечку, самую розовую часть сочного желтого персика. В священной тишине, сопутствующей любому заклинанию, Джейн бросила в стакан розовый ломтик, послышался тихий всплеск.

– Нельзя же пить совершенно чистый джин в самом начале жизни, – объявила Джейн с интонацией пуританки и, тем не менее, с видом измученным и нетерпеливым. Быстрой напряженной походкой она двинулась в каморку.

С виноватым видом Александра протянула руку и выключила телевизор, на экране президент, печальный седобородый господин с выражением обиды в лживых глазах, выступал с заявлением особой важности для страны.

– Привет, роскошная женщина, – воскликнула Джейн, слишком громко для такого тесного места. – Не вставай, вижу, вы уже устроились. Но скажи-ка, эта гроза на днях – твоих рук дело?

Кожица персика в конусообразном бокале походила на частицу ярко окрашенной, заспиртованной, больной ткани.

– Поговорив с тобой по телефону, я отправилась на пляж, – призналась Александра. – Хотелось посмотреть, не приехал ли уже в Ленокс новый хозяин.

– Я так и подумала, что расстроила тебя, бедняжка, – сказала Джейн. – Ну и как, приехал?

– Из трубы шел дым. Я не стала подъезжать к дому.

– Нужно было подъехать и сказать, что ты из Болотной комиссии, – промолвила Сьюки. – В городе поговаривают, что он собирается построить пристань, привезти земли в дальнюю часть острова, чтобы соорудить там теннисный корт.

– Этот номер не пройдет, – лениво сказала Александра Сьюки. – Там гнездятся белые цапли.

– Не будь так уверена, – услышала она в ответ. – Эта земля не приносила в городскую казну налогов целых десять лет. Если кто-то станет платить налоги за эту землю, члены городского управления способны выселить всех цапель.

– Ну, разве не прелесть! – в отчаянии воскликнула Джейн, видя, что ее не поддерживают. Обе женщины смотрели на нее. Ей пришлось импровизировать. – Грета вошла в церковь, – продолжала Джейн, – как раз когда он назвал мое исполнение Гайдна жеманным, и расхохоталась.

Сьюки тут же захохотала на немецкий манер:

– Ho-ho-ho.

– Интересно, они до сих пор трахаются? – лениво спросила Александра, расслабившись с подругами и дав волю воображению. – Как он это выносит? Все равно, что с забродившей кислой капустой.

– Вовсе нет, – твердо произнесла Джейн. – Это как… как они называют эту белесую гадость, которую так любят? Sauerbraten [13].

– Ее маринуют, – сказала Александра. – С чесноком, луком и лавровым листом. И, по-моему, с перцем.

– И он тебе это рассказывает? – озорно спросила Сьюки у Джейн.

– Мы никогда не говорим о таком, даже в минуты близости, – ответила совсем искренне Джейн. – Все, что он мне рассказывал, это что она должна иметь его раз в неделю или начинает бросаться вещами.

– Полтергейст, – произнесла довольная Сьюки. – Полтерфрау.

– В самом деле, – произнесла Джейн, не чувствуя юмора, – ты права. Она просто ужасная женщина. Такая педантичная, такая самодовольная, такая фашистка. Один Рей этого не замечает, бедняга.

– Интересно, она догадывается? – размышляла вслух Александра.

– Она и не хочет догадываться, – сказала Джейн, нажимая на последнее слово так, что конец его свистел.

– Это все равно, что дать ему волю, – прибавила Сьюки.

– Тогда мы все должны с ним справиться, – сказала Александра, представив себе этого толстого потного мужчину в виде торнадо, ненасытного природного источника похоти. Похоти действительно было целые тонны.

– Держись, Грета! – вмешалась Джейн, уловив, наконец, юмор.

Все трое хохотали.

Шумно хлопнула входная дверь, кто-то медленно поднимался по лестнице. Это был не полтергейст, а один из детей Сьюки вернулся из школы. Наверху послышался успокаивающий громкий гул человеческих голосов – заработал телевизор.

Сьюки от жадности затолкала в рот слишком много соленых орешков и прижала ладошку к губам, чтобы они не выпадали. Все еще смеясь, она роняла крошки.

– Неужели никто не хочет послушать об этом новом джентльмене?

– Не особенно, – сказала Александра. – Мужчины – это не решение вопроса, разве не к такому выводу мы пришли?

Сьюки часто замечала, что в присутствии Джейн Александра была другая, несколько скованная. Ведь буквально несколько минут назад она не скрывала интереса к новому мужчине. И Джейн, и Сьюки были телесно одарены, часто это принимают за красоту. Александра же была старше на шесть лет, и, когда они встречались, в голосе ее появлялись материнские интонации. Сьюки подвижна и болтлива, Лекса ленива и проницательна. Когда троица собиралась вместе, Александра была серьезна и спокойна, и поэтому две другие спрашивали у нее совета.

– Они не решение вопроса, – сказала Джейн Смарт. – Но, может быть, они сами вопрос.

От джина осталась одна треть. Кусочек персиковой кожицы был ребенком, ожидающим, когда его выпустят на свет божий. За потемневшими сумеречными окнами черные дрозды шумно прятали день в дорожную сумку темноты.