Свои по сердцу - Леонид Ильич Борисов

Летом 1840 года в Нанте открылась большая мастерская по ремонту локомотивов. Сюда забредали не только мальчики со всего города, но и взрослые. Локомотив, везущий силою пара десяток вагонов, — это было диковинкой из диковинок. Люди разглядывали и ощупывали колеса, поршни, винты и винтики, а на тех, кто занимался ремонтом и сборкой, глядели как на волшебников. Жюль скоро познакомился со всеми рабочими и прямо из школы направлялся в мастерские. Тут же вертелся и Поль. Братьев вскоре приспособили к делу, — один подавал винты, другой вставлял в фонари стекла и смазывал поршни.

О бегстве из дома и мысли не было. Супруги Верн успокоились, — и Жюль и Поль нашли себе дело, — бог с ними, пусть возятся с теми машинами, которые будут возить их. Однако супруги не подозревали о том, что и Жюля и Поля мучит бессонница, что мальчики порою не спят до утра, мечтая о самой заманчивой профессии, какая только возможна на свете: о профессии паровозного машиниста. Эти мечты помогли Жюлю еще лучше усваивать географию; готовя уроки о соседних с его родиной странах, он представлял себе путь до них в вагоне поезда. Вот он несется на всех парах, он делает пятнадцать и даже двадцать километров в час, под ним дрожат рельсы, в окна вагонов смотрят пассажиры — счастливейшие люди… Как хорошо! Что может быть лучше управляющего этой металлической громадиной с воронкообразной трубой и медным колоколом на спине!..

— Поль, ты спишь? — спрашивает Жюль брата.

— Нет, — отвечает Поль и дает почувствовать, что он готов к разговорам до утра. — Ты знаешь, Жюль, — сын Куфарэ будет кочегаром на номере пятом! Ему уже сшили кожаный передник.

— Куда ему в кочегары! — пренебрежительно бросает Жюль. — Кто его возьмет! Какой же он кочегар, если ему и семь на восемь не помножить!

— А зачем же кочегару таблица умножения, Жюль?

— Затем. Вдруг умрет машинист, — что тогда делать? Тогда его сменяет кочегар. И тут мало одной таблицы умножения…

Тикают часы, — длинная стрелка посередине наверху, короткая — посередине справа. В соседней комнате похрапывает месье Верн.

— Говорят, что скоро откроют магазины, где можно будет покупать локомотивы, — сообщает Поль. — Вот купи, положи рельсы и катайся!

— Нужно очень много денег, — вздыхает Жюль. — Книги лучше, — на пять франков дают одну толстую и две потоньше. За один франк можно купить Фенимора Купера.

— Интересно? — спрашивает Поль.

— Ты ничего не поймешь, — неохотно отвечает Жюль. — Страшно интересно, не оторваться!

— Завтра будет испытание того локомотива, к которому нам позволили привинчивать фонари, — говорит Поль. — Меня обещали взять на площадку, где стоит машинист.

— Меня тоже, — зябко поводит плечами Жюль. — Я знаю этого машиниста; он живет у старого замка.

— Я знаю всех механиков в мастерских, — хвастает Поль.

Жюль говорит, что он за руку здоровается со всеми инженерами. Поль умолкает.

Месье Верну снится: его старший сын надевает мантию адвоката и в сопровождении десятка судейских идет по Нанту. Сам месье Верн едет на коне и кричит: «Обратите внимание, это мой сын!»

— Папа бредит, — говорит Жюль. — У него опять какие-то неприятности на службе…

Глава третья

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ЖЮЛЯ

«Я всегда думал о том, что есть какая-то разница в понятиях приятель и друг. Я долго не мог найти выражения своей мысли, а сегодня нашел: приятель — это тот, кто дает и помогает, когда я попрошу, а друг — это тот, кто догадывается, кого не приходится просить. Пьер — мой приятель. Леон — мой друг».

Такой записью открыл свой дневник тринадцатилетний Жюль.

Приближался день его рождения. Месье Верн имел обыкновение делать подарки в двух видах: нечто необходимое для преуспевания сына в школе, то есть полезное, помогающее в жизни, и что-нибудь еще, менее необходимое и, быть может, более полезное, ибо месье Верну было не совсем ясно, в чем больше пользы: в подарке развлекательном, сюрпризном или, так сказать, учебном, — таком, который можно преподнести в любой день года.

— Подарю ему перочинный нож, — сказал Верн своей жене. — Как ты думаешь, перочинный нож — хороший подарок?

— У Жюля есть два перочинных ножа, — ответила жена. — Один ты подарил в прошлом году, другой Жюль выиграл в лотерею на ярмарке.

— Неизвестно, сколько нужно человеку перочинных ножей, — произнес Верн и задумался. Жена не без испуга взглянула на мужа: у него точь-в-точь такое лицо, каким оно бывает в суде, — плотно сжатые губы, прикрыт левый глаз, пальцы обеих рук бьют по столу, как по барабану. Вполне естественно, конечно, что мысли о перочинных ножах никак не могут быть связаны с мыслью о дне рождения собственного сына, — ведь месье Верн адвокат, и если он вот сейчас думает о ножах, то ножи эти имеют отношение к тому молодчику, что сидит на скамье подсудимых и клянется, что у него нет и не было ни одного даже и перочинного ножичка…

— Тогда что же, если не ножи? — строго произнес Верн, воображая себя на месте прокурора и одновременно думая о том, чем и как можно помочь недогадливому, глупому молодчику. Мадам Верн не могла знать, о чем именно думает ее супруг; она только догадывалась, что всеми уважаемый в Нанте адвокат месье Верн, ее супруг, всегда думает о своих делах. О делах посторонних он говорит вслух. И так же вслух размышляет, прикидывает, спорит с воображаемым собеседником…

— Подари ему волшебный фонарь, — сказала жена. — И дневник с девизами на каждую неделю. Ту книгу, которую я видела в магазине Дюваля. Это и развлечет Жюля, и от этого будет польза.

— Дневник? Вы, подсудимый, вели дневник: — воскликнул Верн, вскинул глаза на жену, руки сунул в карманы просторной суконной куртки и вдруг расхохотался. Жена покачала головой.

— Твои адвокатские дела убьют тебя раньше времени, — печально произнесла она. — Ты постоянно воображаешь себя в зале судебного заседания. Ты сходишь с ума, мой друг. Будет ужасно, если наш Жюль пойдет по твоему пути…

— Гм… Если он пойдет по моему пути… — мечтательно проговорил Верн. — Если действительно случится так, чего я сильно хочу, то мы лет через десять переедем в Париж. Непременно!

— Мечты, — вздохнула жена.

— В Париже, — не слушая ее, продолжал Верн, — ежедневно происходит до пятидесяти убийств, сотни грабежей в домах и на улицах, не считая всевозможных заговоров и крупных преступлений. Париж в этом отношении чудесный город, — там есть кого защищать! Наш мальчик будет первым адвокатом Парижа, — да, да! Он откроет свою контору. Я обучу его всем тайнам, всем