Сердце в огне - Марина Безрукова

жестяную банку из-под кока-колы, — ничего! Сдалась ты нам… стерва… Женька поправится и найдет себе другое место! За ней очередь по всему городу стоит!»

На глаза наворачивались злые слезы. Глеб никак не хотел верить, что вся его, так успешно складывающаяся жизнь, в один момент оказалась разрушена. «Засужу! — яростно шипел он себе под нос. — Всех засужу! Пусть ответят!»

Его давно переселили в номер-люкс с проживанием за счет отеля, отчистили пострадавшую и пропахшую дымом одежду и много раз принесли извинения за случившееся. Лично приезжал владелец гостиницы и долго-долго убеждал принять помощь в оплате медицинских услуг. Без лишних глаз и бумаг, просто в конверте. Глеб отказался и потребовал юриста. Для того чтобы разобраться в хитросплетениях турецкого законодательства, попросил помощи на работе. Руководство из сочувствия честно попыталось хоть как-то проконсультироваться, но разговор ни к какому результату не привел. А управляющий вдруг стал для Глеба недосягаем.

— Петр Сергеевич на переговорах. Позвоните попозже, — чеканила в трубку секретарша.

— Петр Сергеевич уехал на обед. Будет после двух.

— Петр Сергеевич просил его не беспокоить.

Ребята на работе скинулись и прислали Глебу приличную сумму, но она исчезала прямо на глазах, страховка давно иссякла, и нужно было оплачивать счета. Тогда Глеб унизился до встречи с хозяином отеля и принял от него плотный конверт, внутри которого обнаружились хрусткие зеленые бумажки. Глеб чиркнул ему расписку, нужно было спасать Женьку, а с судами разберется позже.

Возвращаясь в отель, Глеб, не раздеваясь, падал на кровать, и еще долго лежал, глядя в потолок стеклянными глазами. В бешенстве он бил по постели кулаками, не желая прощаться со сказкой, где они с Женей счастливы, и она здорова. Смириться с тем, что ее руки и лицо навсегда изуродованы ожогами, не удавалось. Глеб выл от бессилия. Как? Как судьба догнала его, когда он уже так далеко ушел? Почему пламя, которое не до конца уничтожило его много лет назад, настигло сейчас? Чем он это заслужил?

Глеб стал ненавидеть ночи. Потому что следом приходило утро, и нужно было выбираться из мертвой и темной пропасти сна, и при этом постараться не задохнуться от первой же осознанной мысли: Женя обгорела! Чаще всего спал он без сновидений. Просто проваливался в черноту и всё. Но однажды ему приснилась Женя. Она танцевала в воздушном, похожем на свадебное, платье, и ткань при каждом ее движении меняла цвет. Белая… сиреневая… розовая… зеленая… И вдруг платье стало огненно-красным, а еще через секунду заполыхало мощным пламенем. Женя стояла прямо, прижав руки к бокам, и, не отрываясь, смотрела на Глеба. Губы ее шевелились, как будто она о чем-то просила. В глазах застыли отчаяние и тоска, а по лицу раскаленными каплями стекали огненные слезы. Они оставляли глубокие борозды, расплавляя нежную тонкую кожу.

В то утро Глеб приехал в больницу раньше обычного и потребовал доктора. Почему-то ему показалось, что с Женей произошло непоправимое, и прямо сейчас он это услышит. К нему долго никто не выходил, и пришлось несколько раз напомнить о себе медсестре.

Глеб сидел на неудобном металлическом кресле, когда распахнулась дверь в конце коридора, и оттуда появилась мужская фигура в коротком белом халате и синих штанах. Кивнув на ходу стайке студентов, доктор вышел в фойе и, встретившись взглядом с Глебом, подошел к нему. Глеб вскочил. Внутренности заполнились холодом, как будто кто-то открыл кран с фреоном, и ледяная жидкость тонкой струйкой полилась в тело. Он смотрел в лицо немолодого мужчины с черными, будто выкрашенными, усами, и пытался прочесть по глазам, какие новости ему сейчас скажут. Доктор был один, и это странно: а кто же будет переводить? Не успел Глеб додумать эту мысль, как мужчина, чуть шаркая белыми резиновыми тапочками, подошел к нему.

— Глеб? — спросил он практически без акцента. — Я доктор Энес Озтюрк. Я занимаюсь вашей супругой.

Он сделал жест рукой, предлагая сесть. Глеб предпочел бы разговаривать стоя, но противиться врачу не осмелился. Доктор открыл папку с бумагами и положил на них сверху большую смуглую руку с короткими безупречно отполированными ногтями. На фалангах курчавились редкие черные волоски. Мужчина вздохнул и поднял на Глеба темно-карие глаза:

— Состояние Евгении тяжелое, но стабильное. Мы стараемся сделать всё возможное, чтобы облегчить ее положение. Она молодец, хорошо отвечает на лечение. Наибольшее опасение вызывают ожоги рук, главное, не допустить бактериальной инфекции. Ожог на лице хорошо заживает. Возможно, в последующем понадобится небольшое вмешательство пластического хирурга, но в целом… Ситуация не плачевная. Евгения молодая, сильная женщина, восстановление пройдет хорошо. Но мы не можем отпустить ее прямо сейчас. Нужно понаблюдать. Хотя если вы договоритесь о перевозке… Но это сложно… и дорого…

Доктор Энес снова вздохнул и развел руками, словно извинялся за дороговизну всего, что связано с медициной.

— Я могу ее увидеть? — с надеждой спросил Глеб.

Доктор щелкнул ручкой, закрыл папку и осторожно разгладил уголки торчащей бумаги.

— Я это и хотел вам предложить. Ненадолго. Через стекло.

Через десять минут Глеб в накинутом сверху одноразовом халате и шапочке, шел по больничным коридорам в сторону ожогового отделения. Доктор сделал знак медсестре, и она открыла дверь в маленький предбанник, откуда можно было войти в палату к Жене. Глеб встал у большого стекла, дыхание его сбилось, а сердце колотилось так, будто он убегал от опасности. Специфический запах лекарств окружил его со всех сторон. Глеб смотрел в пол, на голубые полупрозрачные бахилы. Наконец, он сделал над собой усилие и поднял глаза.

Женя спала, она была почти неразличима на кровати. Вокруг вились трубки и провода, на голове и лице белела повязка, вокруг которой выбивались прядки волос, неумело собранные резинкой. Руки лежали вдоль туловища. Казалось, будто она надела белые бальные перчатки по локоть. Вспомнился сон, где раскаленные огненные слезы, оставляли следы на лице. Подкатила тошнота и слегка закружилась голова. Глеб уперся лбом в стекло и закрыл глаза. Он был рад, что его никто не видит. Тело его оцепенело, а во рту появился знакомый металлический привкус. Он чувствовал его всегда, когда видел огонь. И запах… Повсюду ему чудился запах горелой кожи. Он понимал, что этого не может быть, что у Жени нет обуглившихся тканей, что ожоги серьезные, но не смертельные… но ничего не мог с собой поделать. Он не мог здесь находиться. Ему срочно нужно было на свежий воздух. Глеб виновато посмотрел по сторонам и быстро вышел.

Глава 5

Шел второй час ночи, а Глеб всё сидел в