Истории дальнего леса - Павел Шмелев

Вздохнул ежик и подвинулся на лавке, молчаливо приглашая хорька Василия присесть рядом. Меньше всего ежику хотелось в этот час философствовать о природных катаклизмах и прочих несуразностях. Думать хотелось о чем-то добром и суразном. Но выслушать ближайшего соседа и отхлебнуть немного березового сока — это просто святое дело.

Хорек торопливо подошел и сел рядом с ежиком. Так и сидели они молча и любовались ночным пейзажем уже почти совсем заснувшего леса, освещенного одинокой луной, пока не начал Василий нервно ерзать. А это был верный знак того, что не так просто поболтать о природных несуразицах, погоде, стрессе, странностях непростой и замысловато закрученной судьбы или последних новостях Дальнего Леса и окрестных королевств он пришел в ту ночь к ежику. Какая-то тайная мысль завладела Василием и не давала ему расслабиться.

Когда Василию чего-то было надо, то он начинал ерзать, как будто на гвоздь сел, и его хвост начинал нервно дергаться. Вот как сейчас. Порою казалось, что мысли и слова у Василия находились в постоянном соревновании и перегоняли друг друга, так что Василий всегда любил говорить короткими предложениями, чтобы не потерять мысль окончательно. Да и после принятой еще дома порции березового сока он решил не испытывать судьбу обычным для себя длинным оборотом безбрежности безумного словоизлияния.

— Вот ведь что, — начал хорек Василий и внимательно посмотрел на ежика.

— Что? — оторопел ежик, не понимая, к чему в этот раз хорек клонит. Сложно понять философа после изрядной дозы выпитого сока, особенно в сумраке ночи. Но ежик уже внутренне напрягся. Ведь даже в идеальных условиях утреннего благодушия и спокойствия понять до конца, чего же на самом деле хочет его сосед и не отстать от замысловатого полета его стремительной мысли было совсем не просто. Ежик по опыту многолетнего общения с другом прекрасно знал, что почти всякий разговор с Василием подобен процессу познания и поиска истины в сумерках угасающего дня. Тем более именно сейчас, в загадочном таинстве ночи, при лунном свете и после изрядной дозы березового сока!

— Да тумана совсем нет. Был и пропал. Наверно, внутрь весь пошел, — задумчиво промолвил хорек, весьма основательно отпивая березового сока.

— Определенно внутрь, — согласился ежик, — куда же еще! Тут и спорить нечего. Туман, он такое свойство имеет — просто въедается внутрь.

— Во-во. Точно ты заметил. Туман, он субстанция такая, — согласился хорек, — просто беда случается с туманами, прямо-таки природная несуразность.

На самом деле ежик не понял, куда внутрь ушел туман и почему именно с туманами какая-то диковинная беда случается, но решил поддержать друга в этой мысли. Василий слыл в лесу настоящим философом и истинным поэтом. Вот только с работой ему не везло. Так бывает у многих философов без определенного таланта и склонности — творческая натура всегда в поиске.

— Это климат сдвинулся, — авторитетно промолвил Василий, тяжело вздыхая и качая головой, — видишь, как тепло-то. Не к добру это. Я слышал от зайца, что у нас по радио целый день лесными новостями трезвонит, музыку заводит да всякие природные казусы комментирует, что грядет к нам какая-то новая беда из семейства природных непотребностей — глобальное потепление. Вот ведь истинная напасть какая случилась! Точно тебе говорю — тепло, оно не к добру случается.

— Почему это не к добру, — встрепенулся ежик, который очень любил тепло и всегда терпеливо ждал его бесконечными холодными зимами. — Да еще и напасть! Вот уж нет, потепление как раз к добру бывает. Даже и не говори мне про потепление. Осень на дворе, того и гляди — холода грянут во всей своей природной вредности. Заметет зима все лесные дорожки, и закружат бураны снежными несуразностями по всему лесу. Будешь еще тепло вспоминать. Тепло определенно и однозначно к добру. Всегда.

Василий аж поперхнулся березовым соком, никак не ожидая такой реакции от флегматичного и казавшегося уже совсем сонным ежика. Проблема добра и зла и их «взаимоперетекания» друг в друга в сумеречные часы уходящего дня была одной из его любимых «долгоиграющих» тем. Она занимала хорька Василия на протяжении всей его жизни в Дальнем Лесу. Но сейчас Василий оценивающе посмотрел на ежика своим долгим и неморгающим взглядом. Он был до крайности удивлен категоричностью ежика и взвешивал на каких-то только ему известных внутренних и особо точных весах целесообразности, стоит ли поднимать тему о добре и зле именно в эту ночь.

Решив в конце концов, что березового сока для такого глобального разговора катастрофически мало, а достать его ночью определенно никак нельзя, хорек Василий счел за благо перенести разговор на утро. Добро добром, а так оно всем спокойнее будет.

Василий слегка отодвинулся от ежика, изобразил на весьма характерной и выразительной мордочке невероятную игру чувств от легкого и абсолютно невинного сомнения до вселенской неизбывной тоски и, скрепя сердце, решил сменить тему их ночного разговора. И начал с самого наболевшего…

— Вот если бы я был ежиком, — мечтательно произнес хорек Василий. — Спал бы себе всю долгую и холодную зиму в теплой благоустроенной норке. А нежданно проснувшись, я бы лакомился лесными дарами, заготовленными за долгий теплый сезон. А там, за окном, пусть себе зима заметает лесные дорожки да завывает. И делал бы котомки на радость себе и всем жителям леса.

— Так давай же научу, — отозвался ежик, — и заодно поможешь мне с котомками. Заказов много.

— А почему бы и нет! Давай попробуем. Долгой зимою все равно ужасно тоскливо будет. Ведь в снежный сезон конгруэнтности бытия совсем не хватает, — печально произнес хорек, вставая с лавки.

— Не знаю, как там с конгруэнтностью бытия, не знаю я такого сезона, — ответил ежик, — а материала для новых котомок точно хватит.

Какой-то скучный и надоедливый внутренний голос говорил ежику, что учить Василия этому исконному ремеслу ни за что не стоит. И Василий, в свою очередь, интуитивно понимал, что не будет он учиться этому хлопотному делу. Ежиком он, конечно, быть хотел. А вот долго и нудно учиться ремеслу настроения не было.

Всякому настоящему философу неимоверно сложно перебороть себя любимого. Просто какая-то беда! Взять да и склониться к суетному и монотонному ремесленному времяпровождению, оказавшись в пыльных одеждах серых каждодневных забот и проблем. Вот если бы каким-нибудь чудесным образом стал Василий колючим ежиком с уже готовым умением и навыком котомки плести, тогда еще ничего. Согласился бы, так и быть, этим ремеслом промышлять. А долго и нудно учиться хорьку Василию совсем не хотелось. Если это дар, думал хорек Василий, так пусть приходит, не откажусь и не спрячусь. Пусть он приходит прекрасным подарком, удивительным чудодейственным приобретением. А вот если надо день за днем, месяц за месяцем, преодолевая тоску и противность, осваивать что-то, так это самая что ни на есть подлая природа ремесла, а не сказочный подарок истинного божественного дара. Это совсем не то…

Василий медленно подошел к огромной куче кожи, заготовленной ежиком. Он встал на задние лапы и самозабвенно нюхал груду кожи. Может, и казался кому-то этот запах обычным или даже противным, но вот только для хорька Василия кожа пахла как-то особенно. В этом запахе был аромат страстно желаемого Василием богатства и сытости, столь нетипичных спутников в мире лесных хорьков.