Вопреки, или Ты меня не купишь - Диана Билык

Ренат ступил ближе, руки так и остались сплетены на большой груди, а взгляд уколол в мои глаза. Они жутко пекли, ресницы дрожали, все тело горело от возмущения и стыда.

— Я не хочу…

— Три, — рубанул так, что я дернулась. — Твой ответ «нет»? — еще ближе подобрался. Запах терпкой мужской кожи ударил в нос. Я вжалась в стену, прикрылась руками, замотала головой. Волосы с одной стороны волнистыми прядями упали на плечи и частично спрятали грудь.

Ренат ждал, дышал ровно, будто его особо не волнует, что именно я отвечу.

— Не собираюсь тебя уламывать, Есения. Мне нужна жена, не скрываю. Нужна сейчас. Ни завтра, ни через год, а сейчас. Потому ты должна понимать, что тебя ждет.

— Что вы имеете в виду? — закусила губу. Израненная кожа лопнула, я невольно облизнула капельку крови и заметила, как нагрелся взгляд Волгина.

— То, что я… — он слегка наклонился, рука мягко легла мне на щеку, пальцы коснулись волос, — буду тебя желать, ласкать и трахать. Мы будем жить вместе и делать все, что могут муж и жена. Общаться, ездить в путешествия, заводить детей. Или все, Сеня, или ничего. Жеманство и брезгливость в свою сторону я не потерплю.

— Но я вас не знаю, — тихо и без надежды. — Хотела бы узнать, но вы сами не появились, а сейчас я… боюсь.

— Бойся, — придавил он и голосом и взглядом. — А еще уважай и не обманывай.

— А как же чувства?

— Любить я не собираюсь и тебя принуждать к этому не буду, но выполнять супружеский долг — твоя обязанность, — коснулся большим пальцем моих губ. — Так что? Пойдешь за меня? — наклонился, теплое дыхание заставило меня втянуть ноздрями накаленный воздух и замереть.

Папа, я буду ненавидеть тебя за это всегда…

— Да, — выдохнула, и мягкие губы настойчиво прикоснулись к моим. И тут же оторвались, а мужчина отодвинулся и, отвернувшись, бросил через плечо:

— Приведи себя в порядок. Через пятнадцать минут распишемся и уедем на неделю в путешествие. Ты выбираешь, куда, — он открыл дверь и кого-то позвал. — Мамаша, у вас несколько минут помочь дочери взять себя в руки и поправить одежду. Никаких причесок, пусть будет с распущенными. Мне так больше нравится, — и ушел.

Я повернулась к выходу спиной, натянула бюстье и корсет, поправила юбку дрожащими руками. С одной стороны платье порвалась по шву и приоткрыло бедро.

Поправив чулки и подвязку, я бросилась к машине и заглянула в тонированное окно. В отражении стекла на меня смотрела румяная девушка. Будто не я. Суматошно вырывая шпильки из прически, я расплела косички и пальцами расправила спутанные кудри. Хоть что-то у нас с Ренатом общее, тоже люблю распущенные, хотя меня так и подмывало сделать наоборот и потуже завязать волосы, чтобы не трогал их, не смотрел так…

Макияж почти не испортился, только в уголках глаз от слез немного размазались тени, и на щеках появилось несколько подтеков. Я легко убрала их пальцами.

— Эн, давай в кухню, времени нет, — мама потянула меня за локоть, а я вырвалась и отодвинулась.

— Я готова. Отстань, — отмахнулась снова, отталкивая ее загребущие руки. — Не трогай меня, прошу тебя.

Она примирительно подняла ладони и показала на выход.

— Там Аня. Она немного поправит волосы, только и всего. Не злись, это сейчас ни к чему.

— Папа приехал?

— Нет, — мама увела виноватый взгляд в пол. — Не успевает. Я выведу тебя к жениху.

— Спасибо, — сказала со злостью. — Сама выйду, — после чего я обошла ее по широкой дуге, бросила жалкий взгляд на холодную машину, что могла меня спасти и увезти далеко-далеко, но я от этого варианта отказалась.

Скинув с себя накатившую дрожь волнения, быстро направилась в кухню, чтобы больше не сомневаться и не отступать. Свадьба с Волгиным — моя неизбежность, и я смирилась с этим.

Ренат

Широкую дорожку освещали фонари, помпезно украшенные цветами. Розами на первый взгляд, хотя они так нещадно обрезаны, искажены лентами и измучены добавками долгого хранения, что смотрелись пластмассовыми болванками.

Наверное, это красиво. Наверное, это шикарно. Да только мне было до мозга костей противно здесь находиться.

Среди толстопузов, по-индюшачьи расхаживающих по двору под руку с молоденькими девушками модельной внешности. Среди парней и мужчин, на первый взгляд спортивных и подкачанных, но напоминающих тающее мороженое, покрытое черной дорогой тканью, подвязанное дохлой змеей-галстуком. В глаза бросались золотые сверкающие запонки, часы на руках высокого класса, модные лощеные прически.

Такую и мне сделали, когда я сошел с самолета, зализали, как пионера, но я ее пятерней сильно испортил, потому пряди неаккуратной копной падали на глаза.

Темноволосая девчонка с сережкой в нижней губе пыталась ко мне подобраться и привести в приличный вид, но я отмахнулся, позже заметив, как она испуганно косится и заламывает руки. Аня, кажется. Единственная девушка, кто на этом маскараде не вызывал у меня рвотного рефлекса.

Я слишком привык к своей деревне: к простым нарядам, к природной красоте, к теплу солнца, к свежести воды из реки.

Пятнадцать минут истекли очень быстро, а я не успел мысли толком привести в порядок. Выпил стакан воды и пошел в уборную. По пути свалил вазу и зацепил угол стола бедром. Люди, сыпнувшие в стороны, меня не смущали, меня больше волновало, что лететь с женой нам придется в непогоду. Только бы не отложили рейс. Только бы не оставаться в этом ненавистном мне городе.

Я стоял напротив зеркала и думал, не перегнул ли палку с Брагиной. Но отступать некуда: она моя будущая жена, и как бы ни было противно, мне придется на нее смотреть, как на временную любовницу. Жестокая необходимость, что так больно ранит мое едва зажившее сердце.

Умылся холодной водой, в надежде выгнать из головы воспоминания. Да только это невозможно, все равно что вырвать сердце из груди, сжать его в кулаке, слушать, как бьется в агонии, а потом положить под ноги и проткнуть каблуком.

Капельки влаги стекали по щекам и заползали за ворот белой, как снег, рубашки. Жестокий мир прокрутил меня в мясорубке, но я выжил, очнулся. Хотя и не живу толком, а так… как пугало огородное — мотаюсь туда-сюда, разгоняя воронье от урожая.

Я вышел из туалета в еще более жутком состоянии, чем был. Чтобы отвлечься, проверил кольца в кармане, попросил охрану не отходить далеко, предупредил, что мы здесь не задержимся.

Невеста появилась в конце коридора одна. Ни отца, ни матери, ни брата или друга, кто бы ее поддержал. Одна, словно березка в поле, под диким ветром реальности.

Я не ожидал, что она выступит против брака. Это было откровением. Шоком. Брагин принудил ее? Свою дочь, кровь и плоть, отдал чужому мужику без согласия? Да, мне выгодно, что он такой мудак, но… Как-то слишком жестоко. Разве родные так поступают? Как их после такого родными-то называть?