База икс - Анатолий Гончар

Итак, он спал, а я попивал холодный чаек из баклажки, закусывал печенюшками и раздумывал над предстоящим заданием, а оно мне по-прежнему не нравилось, хотя и объяснить, почему именно, я не мог. В пяти метрах от меня вылезший из-под плащ-палатки Костик Каретников, сладко, до хруста потянувшись, два раза присел, прогоняя утреннюю дрему, затем еще раз расправил плечи и, встав лицом к востоку, на некоторое время застыл в полной неподвижности. После чего вернулся к плащ-палатке, бросил на меня испрашивающий, нет, скорее уведомляющий о своих намерениях взгляд и, получив легкий кивок-подтверждение, взял в правую руку автомат, левой подхватил малую пехотную лопатку и неторопливой походкой углубился в близлежащие кустики. Когда его высокая, худощавая фигура исчезла за темной в неярком утреннем свете листвой орешника, я улыбнулся. Отчего-то вспомнилась его по-детски выпячиваемая губа, когда он на мое в очередной раз оброненное слово «связисты», ворча, выдавал свое извечное: «Мы не связисты, мы радисты. Связисты в ПВД сидят, а мы рацию носим». Впрочем, пора, когда, я нет-нет да и называл их «связюками», давно прошла. И если вдруг начинались перебои со связью, я точно знал – Костя вывернется наизнанку, но точку, с которой можно будет наладить связь, найдет. Хотя к Гришину претензий у меня тоже не было. Меж тем Каретников, все так же не спеша, выбрался из кустов и, беззаботно помахивая автоматом, направился к своему лежаку. По пути Костян прихватил в горсть тонкую ветку и, содрав с нее несколько листьев, начал оттирать прилипшую к лопатке грязь. Возможно, именно это шуршание и разбудило до этого момента сладко спавшего фешника. Он сонно хрюкнул и пошевелился, затем открыл глаза и сел.

– Что, уже время? – Проснувшийся был не оригинален.

– Как сам решишь. – Ответ прозвучал несколько грубовато, но вполне отражал состояние моей души.

– Тогда время…

Он несколько раз качнулся, с усилием потянулся и, встав, начал спешно готовиться в путь, то есть бегать по кустам, закидывать в желудок утреннюю «топку», собирать и укладывать снаряжение. Мои разведчики тоже не теряли времени даром, и вскоре мы начали движение, неспешно, но все ближе и ближе подбираясь к неизвестной мне цели нашего поиска.

…Тушин не дернулся в сторону, не присел, а только предостерегающе поднял вверх руку. Затем повернулся, покосился на мою напряженно застывшую персону и постучал по запястью левой руки – сигнал, определенный мной как вызов командира – вместо более привычного шлепания по погону.

«Понял», – я небрежно кивнул и, обогнув пулеметчика, поспешил вперед к вызывавшему меня Прищепе. Мыслей типа «что стряслось, что случилось» не было. Потребовался – значит, надо.

– Чи, – выйдя из-за кустов, я остановился и окликнул всматривающегося в даль Александра. Он повернулся в мою сторону и молча указал себе за спину – причина его вызова была мне уже ясна. Восточная сторона хребта, с которого мы спускались, совершенно неожиданно срывалась в довольно крутой обрыв, тянувшийся и вправо и влево настолько, насколько хватало глаз.

– Вот. – Ствол автомата качнулся из стороны в сторону.

– Вижу. – Я медленно переваривал увиденное. Конечно, можно было продолжить движение по хребту, но имело ли это смысл? Я сделал пару шагов назад.

– Ляпин, веревки! – Боец дал понять, что понял, и скрылся в листве. Вернулся он несколькими минутами позже с большим мотком веревки, взятой во второй тройке.

– А обвязки?

Боец растерянно моргнул, а я махнул рукой.

– Бог с ними… Прищепа! – позвав Александра, я принялся быстро разматывать принесенный моток, ровными рядами укладывая на землю распутываемый фал.

– Держи! – Закончив с разматыванием, я протянул оставшийся в руке веревочный конец подошедшему Григорию Ляпину и еще раз взглянул в сторону обрыва. Он все-таки был не настолько крут, как показалось в самом начале, так что по нему вполне можно было спускаться, используя веревку лишь как дополнительную опору. – Саша, – снова позвал я уже начавшего обвязывать себя Прищепу. – Привяжешься, вокруг вон того дерева обойди. – И показав на стоявший в метре от обрыва изогнутый ствол бука, я принялся проверять надежность завязанного бойцом обвязочного узла.

– Порядок! – сообщил я и как напутствие проговорил: – Не спеши. Тушин к обрыву – низину на прицел. Ляпин, на страховке.

Тот кивнул и, перехватив тянувшийся за Прищепой фал, стал потихоньку стравливать его вслед за медленно опускавшимся вниз Александром. Крученый капрон сразу же впиявился в темную кору дерева, оставляя в ней узкую, увлажнившуюся полосу. Я стоял рядом, готовый в любой момент, случись что непредвиденное, ухватить лежавшую на земле часть веревки, но пока Илья неплохо управлялся и сам. Упершись ногами в землю, он потихонечку стравливал веревку вниз. Наконец веревка прослабла, я шагнул было к обрыву, чтобы убедиться в благополучном спуске, но этого не потребовалось. Наблюдавший за низиной Тушин, наверное, краем глаза заметив мое движение, поднял левую руку с оттопыренным вверх большим пальцем: «Все нормально». Веревка тут же поползла вверх. По слегка взгрустнувшему лицу Григория Ляпина я понял, что, несмотря на то что спускался Прищепа на ногах, вес страхующему все же приходилось удерживать порядочный. Трение о ствол бука оказалось не таким, как я рассчитывал, фал скользил по его ровной коре, не встречая особого сопротивления. Да уж, бук – это отнюдь не наш шершавый дуб.

– Становись сюда! – Махнув рукой, я подозвал Баранова. Теперь место страхующего было расположено так, что фал огибал собой две трети дерева. И спуск продолжился.

Боец спускался за бойцом, я по-прежнему проверял правильность завязывания булиней. Вскоре на краю обрыва оставались лишь я, готовившийся к спуску фешник, мой первый радист Каретников, Батура, только что спустивший вниз рядового Кудинова, Юдин и остальные бойцы тыловой тройки – Эдик Довыденко и Алексей Гаврилюк, прикрывавшие спуск группы. Совершенно неожиданно послышались чьи-то поспешные шаги. Это приближался кто-то из них – из ребят охранявшего наш тыл дозора. Но ведь я их пока не вызывал, значит…

– Командир, «чехи»! – тревожным шепотом сообщил продравшийся сквозь ветки шиповника Довыденко. – Четверо.

– Черт, как не вовремя!

Это я произнес вслух, а про себя подумал, что вот ведь как бывает: ищешь, ищешь, засады устраиваешь, а противник как сквозь землю проваливается. А тут когда столь неудачный момент – позиция на склоне – что не есть хорошо, и почти вся группа вообще под обрывом, оба-на, они тут как тут! Вот паскудство! А этих – в смысле «чехов», всего четверо ли? Если четверо, проблем нет, если больше… им же хуже! (Не то чтобы я такой самоуверенный, но надо же самому себе придать бодрости.)

– Батура, – больше руками, чем звуками, – предупреди наших, пусть рассредоточатся, – приказал я и, повернувшись к пулеметчику, одним движением губ выдохнул: – К бою! – Довыденко начал разворачиваться, чтобы вернуться на оставленную позицию. Я вознамерился двинуться следом, но…

– Не стрелять, пропустить! – жестко воспротивился моим намерениям стоявший в шаге от меня фешник. Я метнул взгляд в его сторону. На лице Тарасова не было ни страха, ни растерянности, ни сомнения в правильности своих действий. Именно поэтому я промедлил лишь одну долю секунды, прежде чем сделать выбор.