База икс - Анатолий Гончар

«Ну, гад, ну, ну же! – буквально взмолился я. – Вскинь, сволочь, автомат, только вскинь!» Ствол моего «калашникова» буквально упирался ему в ребра. Но бандит не остановился, не вскинул оружие, а пошел дальше, так и не получив свою порцию свинца.

Когда же спина четвертого, удаляясь, замелькала среди деревьев, а следом за ним потянулись пятый и шестой, я слегка задергался – заволновался. Когда мимо нас прошел пятнадцатый, а вереница идущих не заканчивалась, я крепко, очень крепко задумался и, уже сожалея о столь опрометчивом высказанном чуть раньше желании, хотел теперь только, «чтобы мы стали маленькими-маленькими», такими, чтобы нас не заметили, и чтобы, не дай бог, кто-нибудь из моих бойцов не пошевелился, не чихнул, не вздохнул, перемещая затекшую от неподвижности и напряжения ногу. Впрочем, в своих бойцах я был уверен, гораздо большие опасения вызывал у меня лежавший по левую руку фешник, но и с его стороны пока не прозвучало ни единого шороха.

Сашка заметно нервничал. Не надо было быть великим стратегом, чтобы понять: ситуация, в которой они оказались, складывалась далеко не лучшим образом. Хорошо, если банда небольшая и оставшиеся с командиром ребята справятся своими силами, а если нет? Что тогда? Даже поддержать своих огнем будет практически невозможно. Разве что навесными выстрелами из подствольных гранатометов, и то половина «ВОГов», влетев в кроны деревьев, грозила разорваться над спинами спецназовцев, а не их противника.

«Если придется схлестнуться не на шутку, если пойдет что-то не так, пацанам некуда даже будет отходить! – с тревогой рассуждал оглядывающий склон хребта Прищепа. – Быстро спуститься невозможно, к тому же отступи командир – и вся остальная часть группы превратится в мишени. Вот хрень-то».

Сашкин взгляд метнулся вправо-влево, вдоль только что покинутого ими хребта. Увы, на всем протяжении, куда только за вершинами деревьев пробивался взгляд, скат хребта представлял собой крутой обрыв. Ни подняться, ни спуститься. Быстрый отход не получался никак, разве один-другой разведчик могли успеть съехать по веревке, удерживаясь за нее перчатками, дабы не обжечь руки. По уму следовало бы уже давно начать отход в глубину леса, но любое движение, случайно произведенный шум могли привлечь внимание противника и навредить оставшимся на вершине спецназовцам.

«Вот завяжется бой, тогда и отведу». Оценив обстановку, Прищепа выбрал для себя, как ему показалось, наиболее правильное решение и, немного успокоившись, застыл в ожидании.

Худой, сгорбившийся под тяжестью рюкзака безбородый, но отнюдь не молодой «чех» как раз миновал меня, когда у кого-то из лежавших слева бойцов буркнуло в животе. Звук был негромким, но безбородый дернулся, словно споткнувшись, замер и начал медленно разворачиваться в нашу сторону. Ствол его автомата качнулся вверх-вниз и замер точно перед моим лицом. А может, мне это только казалось? Нет, это именно так и было – черный провал ствольного канала и я – глаза в глаза. Зрачок смерти, нацеленный в мою жизнь. Я сцепил зубы и почувствовал, как покрываюсь потом. Мой палец, оттопыренный чуть в сторону (чтобы не потерять чувствительность), мгновенно лег на холодный металл спускового крючка.

Времени я не отмечал, но те одна-две секунды, что он пялился в мою сторону, тянулись неестественно долго. Вся моя сущность подсказывала: спусти курок, убей его первым! Но разум, привыкший подчинять себе чувства, сдерживал, не давал пойти на поводу у чувств. Нажми я на спусковой крючок, и всем нам, лежавшим здесь на краю обрыва, не миновать смерти, нас слишком мало. А если еще и спустившиеся вниз бойцы, вместо того чтобы делать ноги, ввяжутся в бессмысленную сечу (а в том, что они ввяжутся, я не сомневался), то трупов с нашей стороны станет еще больше. И я, напряженно согнув палец, ждал. Ждал, когда «чех» уйдет или у меня не останется выбора…

Какой-то неестественный для леса звук донесся до слуха шедшего в середине колонны Вахи Шамхалова. Вздрогнув, он остановился, развернулся влево и прислушаться. Тщетно. Столь напугавший Ваху звук не повторился. Слышались только шлепки подошв по ссохшейся глине да приглушенное сопение идущих.

– Что встал? – буркнул шедший следом за Вахой угрюмый моджахед Далхан Алхазуров по кличке Шрам, прозванный так из-за большого, тянувщегося через все лицо шрама.

Сам Шрам говорил, что это «подарок» от схватившегося с ним в рукопашную русского спецназовца, но хорошо знающие Алхазурова люди утверждали, что шрам этот оставлен тюремной заточкой в бытность Далхана обыкновенным зэком. Но даже если это и соответствовало истине, то сейчас, годы спустя, сомнительно, что кто-нибудь прилюдно решился бы бросить Далхану в лицо обвинение во лжи. Шрам давно заматерел и славился своей легкостью на расправу со вставшими у него на пути. Без разницы, будь то свои или чужие.

– Да, вот… да тут, – залебезил Ваха, тыкая стволом прямо в куст, за которым сидел старший прапорщик Ефимов. – Показалось… может, русские?

Далхан не дал ему договорить.

– Топай давай, не задерживай других. Если так любопытно, ступай и посмотри, может, что и найдешь, мину ногой, например, – Алхазуров усмехнулся.

Ваха судорожно сглотнул. Напоминание о мине заставило его забыть о только что сделанном предположении. Русские… влезет же в голову. Да откуда здесь им взяться? Да они бы уже со всех стволов…

– Пошел, пошел! – снова поторопил Далхан и, едва не врезавшись в сгорбатившегося Ваху, встал, ожидая, когда тот тронется с места. Шахмалов еще раз судорожно сглотнул и, решив не искушать судьбу, двинулся прочь.

Я не расслышал, что сказал один чеченец другому, хотя, похоже, говорили они на русском. Но после сказанных слов «горбатый» ссутулился еще больше, тем не менее упершийся мне в лицо ствол дрогнул, уполз в сторону, а державший его бандит отвернулся и, подталкиваемый все тем же шедшим следом бандитом, заторопился нагнать все более и более удаляющуюся спину впередиидущего. Я же, когда грозившая непосредственно мне опасность миновала, убрал палец со спускового крючка, но ни мгновение не раздумывая, сместил мушку вправо, прицеливаясь в следующего.

А банда все шла и шла. На четвертом десятке я сбился со счета и перестал считать. И так было ясно, что их много больше, чем нас. И каждый проходящий мимо пронизывал скрывающие нас кусты взглядом. И казалось, что многие замечают распластавшихся за ними разведчиков, но, не желая связываться, идут дальше. Я же видел каждый брошенный в нашу сторону взгляд, и мой палец, снова и снова ложившийся на спусковой крючок, немел в ожидании крика: «Русские»!

Это ожидание вымотало меня гораздо больше, чем свистопляска боя. Когда бандиты наконец прошли, и в лесу воцарилась небывалая тишина, я почувствовал себя абсолютно разбитым. Но привычка и необходимость действовать оказались сильнее изнурившей меня усталости. Мои обязанности за меня никто выполнять не собирался. Привстав, я повернулся к своему радисту.