У чёрта на куличках - Владислав Хохлов

вместе брёвна и доски, создающие прямоугольник на высоте десяти сантиметров над полом. На такой самодельной кровати красовалась несколько одеял и наволочек. На случай холодной ночи, они могли бы снять со стены чью-то толстую шкуру.

Печь и кровать располагались друг напротив друга, из-за чего с каждого ложа можно было видеть соседнее, которых разделяли сущие полметра. От подобной расстановки, Серёже всё меньше и меньше хотелось встретить ночь.

Головёшки в печи разгорелись на славу. В комнате начало теплеть, и все быстро сняли с себя верхнюю одежду. Продовольствие так и не было найдено, даже какого-нибудь скудного запаса круп, только застоявшаяся в ведре вода. Благо, в сторонке от избы, чуть ниже холма, располагался колодец, и Григорий надеялся, что подземные воды не перемерзали, иначе его сыну пришлось бы идти и искать сделанные местными жителями проруби. Все правила, установленные Бражником, он ни то, что решил полностью игнорировать, а даже напрочь забыл. Пока тот мужчина разговаривал, отец семейства думал о том, как дать ему в рожу.

– В этом даже топиться скверно, – заметил Григорий, принюхавшись к тому, что плескалось в жестяном ведре. – Серёжка, домчись до колодца да принеси воды.

– Колодца? – спросил юноша, всё это время следя за пляской огня в печи.

– Нет, чёрт тебя дери, до моря! Куда ты вообще смотрел, когда мы ходили по этой дыре? Или ты предлагаешь семью поить этой дрянью?! Или ты сейчас принесёшь нам нормальной воды, а эту хрень выльешь, или я тебя заставлю всё ведро самостоятельно вылакать, и ты лично узнаешь, что за дерьмо оставляешь у нас под боком! – Пока Григорий кричал на сына, то не слышал того, как из сеней в комнату кто-то стучал.

Стук был странный, медленный и резкий, в то же время громкий и тихий. Кроме удобного стука троицей ударов, он сочетал в себе целых одиннадцать, словно кто-то не привлекал к себе внимание, а ломился внутрь.

– Папа, там стучат, – привлекла всеобщее внимание Вера. Но когда девочка это сказала, новая группа ударов не появилась.

Никто так и не услышал те странные стуки, кроме маленькой девочки, поскольку все внимательно слушали Григория. Даже Серёжа повторял слова отца про себя вслед, добавляя к каждому из них грубое «заткнись».

– Тебе показалось, милая, – успокоила дочь Мария. Было бы неудивительно, что у маленькой девочки могла разыграться фантазия на новом месте.

– Нет, я правда слышала! Целых одиннадцать стуков! Тук-тук, тук-тук-тук, тук…

– Не было там никого, Вера, скорее всего просто ветер. Если бы там действительно кто-то и был, то мы бы услы… – Григорий отвернулся от сына и пошёл в сторону сеней. Открыв дверь его охватил занесённый с улицы холод и вид «гостинцев», которые так обещал Бражник. – Что б меня!..

– Ух ты! – радостно воскликнула Вера, когда подошла к отцу и посмотрела на кучи сплетённых корзин.

– Чего встал, Серёжа, или думаешь, что всё само себя занесёт внутрь? Иди сюда!

Хоть никакого желания слушаться отца у сына не было, он всё же подошёл к нему и посмотрел на принесённые запасы.

Половина сеней была заставлена корзинами с овощами, закрутками, крупами, соленьями, даже нашлись конфеты; были и одеяла, свечи, тапочки, подушки, посуда, вёдра с водой, галлон молока, банка с мёдом, ягоды и целая кастрюля свежеприготовленного супа.

Когда Бражник обещал, что все жители хоть чуть-чуть, но поделятся запасами, никто не придал его словам особого значения, ведь как можно доверять незнакомцу, особенно алкоголику со стажем. Но подобные подарки затмили все возможные ожидания.

Мария сразу начала накрывать на стол и сортировать провизию на ближайшие дни. Очень скоро все принялись есть. На удивление было очень даже сносно. В одной из корзин Григорий нашёл местную брагу, которую не побоялся попробовать.

- Недурно… Вполне недурно! Надо поинтересоваться, крутят ли они здесь медовуху.

Это был практически первый раз, когда все ужинали вместе. Сейчас просто негде было уединиться и побыть одним.

Тёплая пища позволяла отбросить всё пережитое за день, будь то хорошее или плохое. Это была настоящая идиллия момента, когда есть только человек, еда и тепло. На секунду Серёжа даже забыл, что в каких-то жалких десяти сантиметров от него сидит Григорий, которого не было слышно.

– И что ты ухмыляешься? Радуешься, что старый придурок тебе руку пожал?! Ну знай, он просто принял тебя за своего, такое же тупое животное. Тебе здесь самое место, и я хорошенько подумаю, чтобы здесь тебя и оставить! – Стоило только расслабиться, и снова он… старый добрый мир. Серёжа до последнего надеялся, что хоть какая-то маленькая перемена повлияет на его отца, но всё было тщетно. Куда шёл Григорий, туда он тянул и своё извращённое представление о мире.

Солнце скрылось за макушками деревьев, на улице были видны только звёзды. Ставни закрыли, и семья легла спать.

20 ноября 1988 года, ночь

Это был самый странный момент распределения спальных мест в жизни Серёжи. Да, Вера разрешила ему тоже спать на печи, но у неё же было целых две стороны и куча возможностей как повернуться и куда смотреть! Если парню и было безразлично положение на следующие семь или восемь часов сна, – если ему вообще удастся уснуть, – то для маленькой девочки это было очередное поле брани, где она должна была доказать свою правоту и победить.

– Если я буду смотреть в стенку, то могу проснуться и увижу стенку, а если у стены, но спиной к ней, то увижу тебя, а если у края, то могу упасть, а падать я боюсь… Вот если бы я занимала одна всю печку! – С этим театральным выкриком Вера осторожно оглядела брата, до сих пор надеясь увидеть на его лице хоть намёк на эмоции. Если бы он начал её упрашивать или торговаться, это было бы очень здорово. Вера ведь умная девочка! Но нет, Серёжа был невозмутим, а его сестра была справедливой до мозга костей. – Ну нет!.. я ведь пообещала тебе место!

Если у Серёжи и был выбор в том, как и куда ложиться на печи, то он надеялся лишь на то, что не проснётся неожиданно ночью, и не увидит заплаканных глаз сестры.

Он сам не мог себе объяснить, почему его сестра почти всю жизнь плачет во сне.

– Ладно, буду спать у стеночки! Всё равно темно и ничего не видно. –