Сетерра. 3. Зенит затмения - Диана Ибрагимова

– Ты что с ними сделала? – спросил Нико, с трудом держась в сознании. – Ты их убила?

– С ума сошел?! – Девушка гневно зыркнула на него. – Просто напугала. Они теперь какое-то время будут без сознания.

– Ну ты даешь, – выдал принц. – Уфф… Слушай…

– Помолчи! – вспылила порченая. – И не шевелись, что ты крутишься, как червяк? Яд разойдется!

– Да послушай меня, дура!

В глазах уже мутнело. Нико с самого начала знал, что Астре не успеет и что жить осталось от силы минут десять. Но калека даже слова лишнего не дал сказать. Теперь еще эта девчонка истерит.

– Слушай, есть разговор… – пробормотал Нико, теряя сознание.

Казалось, прошло не больше секунды.

– А ну не спать! – Сиина с размаху дала принцу пощечину. – Я сказала: не спать!

У нее в руках блестела целая куча стекляшек. Наверное, успела выпотрошить карманы остроухов.

– Ты что делаешь? – слабым голосом спросил принц, когда Сиина поднесла к его губам флакон и тут же выбросила. – Ты не знаешь, где нужное противоядие…

Нико хотелось просто отключиться, чтобы не чувствовать боли, но он должен был рассказать о порченых.

– Слушай, здесь твоя семья. Иди лучше к ним. Они… М-м-м… Они в доме. В той комнате, наверное, окно нараспашку до сих пор. Я его открытым оставил, когда сбегал.

– Я знаю, что они здесь, – сухо сказала Сиина. – Кайоши обещал их найти.

– Да что ты делаешь? – повторил Нико, когда она швырнула прочь еще одну бутылочку.

– Проверяю, – сказала девушка, выплюнув пробку. – Я поняла, как найти нужный. Если я чувствую страх, значит, эта штука тебе не поможет. Я сейчас, держись.

И она продолжила подносить к губам Нико остальные пузырьки. Принц уже почти отключился, когда зашелся кашлем от горькой жидкости, стекшей по горлу.

– Не плюйся, глотай! – скомандовала порченая и опрокинула ему в рот вторую пробирку.

– Ты вообще уверена, что я от этого не сдохну? – скривился принц, ощутив тошноту.

– Теперь не сдохнешь.

Сиина отвернулась, легла на траву и скорчилась, притянув колени к груди. Кажется, ей было больно.

– Ты как? – прохрипел Нико.

– Ничего… – тихо проговорила девушка. – Так мне и надо. Это Цель меня наказывает. Мне всегда плохо, если я людей обижаю. Ничего… я отойду…

Сиине было так дурно, что она могла только лежать, содрогаясь всем телом и выпуская изо рта пар. Нико не мог ей помочь, он и сам напоминал живой труп, прислоненный к дереву.

– Они… в порядке? – спросила Сиина. – Они… Они все живы?

Хотелось соврать, но почему-то не вышло.

– Илан, – сипло проговорил Нико. – Илан мертв. Мне жаль. Остальные в норме.

Порченая с минуту лежала неподвижно, потом села и скинула капюшон, явив Нико худое лицо с розовыми, как яблочная пастила, шрамами и распущенные волосы, доходившие до бедер. Они все еще сохранили следы недавней прически и слабо вились. Глаза у девушки были совершенно голубые, цвета озерного льда. А может, так казалось из-за фонариков. Нико разглядывал ее с тревогой, но она только молча разматывала шарф.

– Почему ты не идешь к семье? – спросил принц, когда порченая укутала его.

– Я пока побуду здесь, – сказала Сиина, не глядя на Нико, и снова накинула капюшон. – Нельзя тебя оставлять, пока наемникам приказ не изменили. Страха сильного нет, значит, все наши в порядке. И Астре уже там. Он их почувствует. Я тебя поохраняю, так что давай, отходи от этой гадости. Как ты? Замерз, да? Я пока боюсь тебя сильно укрывать. Вдруг это навредит.

Нико чувствовал себя лучше. Боль в бедре уже не так пульсировала.

– Все нормально, – отозвался он.

Порченая встала и, едва держась на ногах, побрела к распластавшимся невдалеке наемникам, чтобы перевернуть их на спину.

Она так и не заплакала.

Нико помнил Цуну и Яни, смелость которых, после того как опасность уходила, непременно выливалась в слезы, и ждал того же от Сиины. Но, узнав об Илане, она позволила себе только минуту молчаливого отчаяния.

* * *

Под утро у Кайоши замерзло лицо. Он открыл глаза и увидел, что за окном падает снег. Такие огромные хлопья, как перья белой птицы. Хиери называла их по-дурацки – хло́пушками. Глупая Хиери. Глупые девчонки. Вечно они портят слова. Хлопушки, цветочки. Ну и гадость.

Кайоши откинул одеяло и подбежал к окну. Куда мама дела табурет? Без него не видно. Пришлось искать по шкафам, но и там не оказалось. Тогда Кайоши сложил футон[2] в несколько слоев, а сверху пристроил подушку и взобрался на мягкий постельный айсберг. Стоя на цыпочках, он сумел заглянуть за подоконник и ахнул: все кругом белое! Белое-белое, как лукум в крахмале! Как будто кто-то всю ночь убирался во дворе.

Дверное полотно сдвинулось, и в комнату вошла мама.

– Кайоши, дорогой, не стой возле окна, ты простынешь!

– Я сам знаю, когда простыну, а когда нет, – огрызнулся маленький провидец. – Куда ты убрала мой табурет? Мне неудобно!

– Ах, ты же сказал вчера, что он грязный. Твои белые носочки испачкались, когда ты стоял на нем. Вот я и решила его помыть. Он сохнет на веранде.

Кайоши надулся и продолжил смотреть на снег. Кто-то уже испортил его следами. Наверное, мама. Испортила все волшебство.