Пушкин и его современники - Юрий Тынянов

* "Русская старина", 1883, т. 39, июль, стр. 103. Ср. с цит. статьей Дм. Воронова: "Всякий язык, не составленный, так сказать, из обломков других языков, долженствует оказывать в ходе своем... счастливые успехи; поелику он имеет свое собственное достоинство и свою самобытность".

** "Сын отечества", 1822, № 13, ч. 76, стр. 249-250.

*** Собрание сочинений и переводов адмирала А. С. Шишкова, ч. 1-3, СПб., 1824, стр. 49 (в дальнейшем - А. С. Шишков. Сочинения).

3

Но и по отношению к литературному языку обильный ввод церковнославянской лексики является также лишь одной из деталей литературной теории архаистов. Сознавая преобладающую ценность высоких литературных родов, а стало быть и высокой лексики, они культивируют и "средний род", применяя в нем своеобразную лексику и выдвигая и здесь особые литературные принципы.

В области литературного языка Шишков является последователем Ломоносова и вносит в установленные им языковые особенности литературных диалектов [6] свежую струю. В своей программной "Речи при открытии Беседы", он говорит: "Словесность нашу можно разделить на три рода. Одна из них давно процветает и сколько древностью своею, столько же изяществом и высотою всякое новейших языков витийство превосходит. Но оная посвящена была одним духовным умствованиям и размышлениям. Отсюда нынешнее наше наречие или слог получил, и может еще более получит недосягаемую другими языками высоту и крепость. Вторая словесность наша состоит в народном языке, не столь высоком, как священный язык, однако же весьма приятном, и который часто в простоте своей сокрывает самое сладкое для сердца и чувств красноречие... Возьмем сии две словесности, т. е. священные книги и народные стихотворения на других языках, и сравним их с нашими, мы увидим, как далеко они от нас отстают. Третия словесность наша, составляющая те роды сочинений, которых мы не имели, процветает не более одного века. Мы взяли ее от чужих народов..." *

Таким образом, снова подчеркивая ломоносовский источник высокого штиля ("священные книги"), Шишков вводит в качестве источника для среднего "народные стихотворения". Эти указания он конкретизирует в "Разговоре", указывая в качестве источника для первого Библию Дм. Ростовского и др., для второго, кроме "народных стихотворений", - летопись. "Из сих двух источников, - пишет он, - один нужен нам для избирания слов и украшений, высоким творениям приличных, другой - обыкновенных речей и выражений, простому слогу свойственных. . ." **

Для литературного языка открывался двойной путь - путь высокого штиля с церковно-славянизмами (шире и вернее - архаизмами) и путь среднего, с внесением языковых черт народной песни и летописи. В низкий, комический род, допускается Шишковым на практике широкий ввод диалектизмов. ***

Выписывая из статьи Карамзина "От чего в России мало авторских талантов" (1803) фразу: "Французский язык весь в книгах (со всеми красками и тенями, как в живописных картинах), а русский только отчасти; ... французы пишут как говорят, а русские обо многих предметах должны еще говорить так, как напишет человек с талантом", Шишков возражает: "Расинов язык не тот, которым все говорят, иначе всякой был бы Расин". **** "Ученый язык, - пишет он в другом месте, - для приобретения важности требует всегда некоторого отличия от простонародного. Он иногда сокращает, иногда совокупляет, иногда изменяет, иногда выбирает слово". ***** "Где надобно говорить громко и величаво, там предлагает он (язык. - Ю. Т.) тысячи избранных слов, богатых разумом, звучных и совсем особых от тех, какими мы в простых разговорах объясняемся". ****** Его не останавливает в данном случае "отвычка" и "непонятность": "Возвращение к коренным словам своим и употребление оных по собственным своим о вещах понятиям всегда обогащает язык, хотя бы оные по отвычке от них нашей сначала и показались нам несколько дики". ******* С другой стороны, Шишков рекомендует частичное введение "низкой лексики" ("просторечивый российский слог") в высокий штиль, в "славенский слог": "Надлежит долговременным искусством и трудом такое же приобресть знание и силу в языке, какие он имел, дабы уметь в высоком слоге помещать низкие мысли и слова, таковые, например, как: рыкать, рыгать, тащить за волосы, подгнет, удалая голова и тому подобные, не унижая ими слога и сохраняя всю важность оного". [7] Столь же своеобразным диалектом является и средний стиль с его "просторечием".

* "Чтение в Беседе...", кн. I, 1811, стр. 38, 39.

** А. С. Шишков. Сочинения, ч. 3, стр. 69.

*** Ср. своеобразный "диалект" в его шуточной сценке "Щастливой мужик". Там же, ч. I, стр. 85 и сл.

**** "Рассуждение...", стр. 159.

***** А. С. Шишков. Сочинения, ч. 3, стр. 70.

****** "Чтение в Беседе...", кн. I, стр. 34.

******* "Рассуждение...", стр. 307.

4

Мы видим, как изменяется и конкретизируется в этих положениях Шишкова литературная теория Ломоносова. Еще младшие современники Карамзина сознавали свой период как период господства среднего штиля, канонизированного, занявшего место высокого и низкого. Вигель пишет в своих "Записках" о Карамзине: "До него не было у нас иного слога кроме высокопарного или площадного; он избрал новый, благородный и простой". П. И. Макаров в своей критике на шишковское "Рассуждение о старом и новом слоге российского языка" писал: "Кажется, что он (сочинитель. - Ю. Т.) полагает необходимым особливый язык книжный, которому надобно учиться, как чужестранному, и различает его только от низкого, простонародного. Но есть язык средний, тот, который стараются образовать нынешние писатели". *

Различию трех штилей, которое архаисты сознавали как языковое, диалектическое, карамзинисты противопоставляли другое различие стилистическое. ** "Простой (слог. - Ю. Т.) не имеет почти никаких украшений, хотя и наблюдает во всем некоторую пристойность; посредственный напротив того имеет свои украшения, а высокий - слова отборные, мысли важные и острые, страсти великие и благородные, фигуры для возбуждения оных пристойные". ***

* Сочинения и переводы Петра Макарова, т. I, ч. П. М., 1817, стр. 3840; см. также "Московский Меркурий", 1803, декабрь, стр. 179.

** Ср. отголосок борьбы у М. Дмитриева: "Он (Шишков. - Ю. Т.) до такой степени был не тверд в свойствах языка, что для него слово, оборот речи и самая метафора, все это, и фигуры, и тропы, принадлежали самому языку. Находит ли он метафору - это у него свойство и красота славянского языка; находит ли он эллинизм и такую перестановку, такое сочетание частей речи, от которых речь запутана и вовсе не понятна для русского человека, - это у него опять свойство и красота славянского языка" (М. Дмитриев. Мелочи из запаса моей памяти, изд. 2-е. М., 1869, стр. 73).

*** См. В. С. Подшивалов. Сокращенный курс российского слога М., 1796, стр. 84.

То обстоятельство, что карамзинисты вводят стилистический принцип "фигурности" и "украшений" как признак принадлежности к "высокому посредственному или низкому роду" соединено у них с развитием перифрастического стиля, отличительного признака "эстетической", "приятной" речи. Шишков борется против перифрастического стиля карамзинистов. *