Запах магнолий - Светлана Мерцалова

* * *

Последний день. Завтра улетаю домой. Мы не говорим об этом — о чем угодно, но не о моем отъезде…

С утра мы зашли в храм. Монах в оранжевой тоге окропил всех водой и даже меня, хоть я не буддист. Здесь не делают различия, одинаково относятся и к иноверцам, и буддистам. Наклеив пластинку сусального золота на Будду, я раболепно опустился на колени. Сотню раз с закрытыми глазами повторяя свое желание: вернуться скорее в эту страну, которую я уже успел полюбить: со всеми горящими сковородками, ахтунгами, драными котами…

Я просил сил у Будды, ведь дома меня ждет тяжелая работа — стереть Пао из своей памяти, а это будет трудно. Я же не компьютер, который в состоянии стереть файл без возможности восстановления.

В моей суровой и холодной стране для тебя нет места, Пао. Я не живу в своей московской жизни, а спешу. Спешу успеть на биржу, в клуб, на премьеру; не тормозя, на бегу общаюсь с предками; перепихиваюсь по-скорому с телками, поутру выставив их за дверь. Моя жизнь — это сумасшедшая гонка, но если б только знать, что ждет меня на финишной прямой?

Выйдя из храма, я посмотрел на золотого Будду, сидящего в позе лотоса. Только сегодня я заметил, что и с него слезает позолота…

Вонь на улице была особенно нестерпима. В каждом баре я пил виски, чтобы заглушить боль разлуки. Как бы я хотел, чтобы кто-нибудь набил мне морду — тогда одна боль вытеснит другую. Где мои япошки-покемоны, как были бы они кстати.

За неимением мордобоя я надирался виски в каждом баре, куда мы заходили. Потом купил жаренных кузнечиков и сожрал их целый пакет, но мой желудок не выдержал такой экзотики, и я едва успел добежать до ближайшего угла, как меня стало рвать. Пао вытирала мое лицо и рубашку, испачканные рвотой, и что-то нежное лепетала на своем языке. Во рту был мерзкий вкус горечи и желчи, а я рыдал пьяными слезами, целуя ей руки, и объяснялся в любви на русском, чего ни разу не делал на английском.

Вот такая я двуличная тварь! Люблю ее так, что скажи она — прыгни в огонь, прыгну, не задумываясь, но ни за что не скажу шлюхе, что люблю ее. Но я уверен, что Пао все поняла. Для того, чтобы понимать другого, совсем необязательно говорить на одном и том же языке…

* * *

Утром я любил ее так нежно… Оттого, что продолжение невозможно, хотелось взять от любви все, что она в состоянии дать. Как преступник, приговоренный к смертной казни, или как раковый больной, который знает, что осталось жить последнюю неделю. Все молча. Что мы могли сказать друг другу? Ее лицо было мокрым, а слезы разлуки такие горькие…

Сейчас мы расстанемся, и это навсегда. Разбредемся каждый в свою жизнь: Пао — в бордель, а я в Москву, где никто меня не ждет…

Пао, сегодня я должен заплатить тебе за любовь. Но я не знаю, сколько стоит любовь. В прейскуранте были цены на все — на один трах, на ночь, на неделю, но цену на любовь они не обозначили. Наверное, она не стоит ничего или стоит очень дорого…

Я отдал ей все деньги. Она взяла их, сложив руки лодочкой, но в ее глазах не было радости. Ждала она не этого…

В последний раз я поцеловал ее соленые глаза и подтолкнул к выходу. Как ей было тяжело уходить, я видел по окаменелой спине. Мне так хотелось догнать ее и еще раз прижать, сказать что-нибудь утешительное, но что это даст? Мне стоило больших усилий не делать этого, а развернуться и зайти в терминал…

Я смотрел на ускользающий за окном Бангкок, на этот город-монстр.

С каждой секундой я все дальше и дальше от тебя, Пао. Защемило сердце и стало трудно дышать.

Я успокаиваю себя тем, что завтра ты уже с каким-нибудь Арни или Клодом и будешь любить их так же… И, может быть, завтра ты забудешь меня…

Но как скоро я смогу забыть тебя, Пао?..

Оксана опустила окно и вдохнула свежий запах полей. Перед ней открывался пейзаж, не оскверненный ни безликими многоэтажками, ни заводскими трубами, ни рекламными щитами, что предлагают попробовать карри роллы, летать с Аэрофлотом и взять рассрочку на три года…

— Мама, а когда мы приедем? — послышалось за спиной.

— Скоро, — ответила Оксана.

— Ты всегда так говоришь, а мы все едем и едем, но никак не приедем, — Настя развернула чупа-чупс и сунула его в рот.

— М-м… клубничный, — зажмурилась она от удовольствия.

На горизонте появилась череда приземистых, словно вросших в землю под бременем лет домишек.

— Смотри! — закричала Настя, указывая пальцем. — Вон — домик бабки Ешки!

— Не кричи мне в ухо! Никаких бабок Ешек нет! — резко ответила Оксана. — Ты уже большая для такой ерунды!

— Ма-ам, а на кого похож дедушка?

— Увидишь.

— Почему я раньше не видела своего дедушку? — спросила Настя, потрепав мать по плечу. — Почему мы никогда не ездили к нему в гости?

— Отстань. Смотри в окно, — отмахнулась от нее Оксана и закурила.

«Хороший вопрос, дочка! Почему мы только сегодня решили навестить твоего деда? И нужно ли нам это? Однажды я должна тебе все рассказать, даже если это нелегко. Как объяснить тебе, дочка, что такое предательство? Ведь ты еще не знаешь такого слова. Не знаешь, что значит жить с обидой на родного человека всю жизнь, но это не может продолжаться вечно. Ради приличия я должна сделать визит, как бы мне это ни претило.

И вот я, забыв на время об обидах, с полным багажником снеди и семилетней дочкой за спиной, мчусь по этим ухабам, чтобы поздравить отца с днем рождения. Я подниму бокал шампанского за его здоровье, как хорошая дочь, а отец, прослезившись, будет благодарить меня. Все будет выглядеть прилично, но это будет лишь пародия. Пародия на отношения между отцом и дочерью…»

— Мама, весь дым на меня, — заскулила Настя.

— Открой окно!

Опустив окно, Настя принялась разглядывать автомобили, встречающиеся ей на пути. Старенькая залатанная шестерка — вся набитая детьми, тявкающей собакой, усталой женой, тюками, потрепанным жизнью лысым главой семейства…

Дети стали корчить Насте рожи, крутить у виска, показывать языки. Настя высунула в окно средний палец и прокомментировала:

— Едут на таком драндулете, а еще дразнятся.

— Не хорошо хвалиться тем, что у тебя лучше!

— Почему нехорошо? — удивилась Настя. — Тогда зачем у нас машина лучше, чем у них? Зачем у кого-то денег больше?

— Так получилось.

«В последнее время моя семилетняя дочка задает такие вопросы, на которые у меня нет ответов. Почему дети задают так много вопросов и совсем не умеют молчать? Мне сейчас совсем не хочется забивать голову пустяками…»

* * *

Жаркий майский вечер. В зарослях акации, не умолкая, заливались скворцы. Черный кот, разомлевший от жары, свернулся клубком в тени. Блеклые бабочки, похожие на цветки жасмина, бесшумно порхали в неподвижном воздухе…