P.S. Я тебя ненавижу! - Елена Усачева

— Приходи. Собираемся у меня. Родители уйдут.

Вынула сережки, бросила сверху в шкатулку. Поскучнела. Пошла умываться.

Они еще немного посмотрели кино про лошадей.

Засыпая, Эля улыбалась. Она была права. Это все лето. Это ничего не значит. Опять Сашка мстит за что-то. Он не изменился. А значит, Эля победит. Ей удастся перетянуть Алку на свою сторону. Это просто. Их многое связывает.

Максимихин сразу как будто исчез. Алка сидела рядом с Элей. На обложках ее тетрадей и учебников появились сердечки. А Эля стала клеить лошадей.

На праздник подруге решила подарить букетик искусственных цветов и набор с вышивкой крестом. Там тоже был букет, но уже с васильками. Красиво.

Алка встретила в бигуди. Эля прыснула от неожиданности.

— Ты чего?

Никогда ее такой не видела. У Дроновой свои волосы кудрявились, зачем их еще накручивать? От бигуди Алкино лицо стало совсем маленьким. На лбу обозначились прыщики.

Алка закатила глаза, как всегда делала, когда ничего не хотела объяснять. Последнее время все чаще и чаще. Элин подарок оставила в прихожей.

— А где все?

— Придут через час! Ты поможешь мне готовить!

Новость была хорошая. Еще целый час! И никого. Только они вдвоем. Здорово!

Под оглушительную музыку они чистили картошку и резали лук, варили яйца, выдавливали чеснок в миски.

— Хлеб режь! И смотри, чтобы пирог не подгорел!

Шмыгая носом после лука, Алка ушла в коридор.

Кухня у Дроновых большая. Гораздо больше, чем у Эли. Огромный удобный рабочий стол. Ножи и колотушки держались на магнитной стене. Множество плошек и мисок, всяких приспособлений для готовки. Полки, полки, полки, а в них коробочки, баночки, пакетики — на долгую голодную зиму. Огромная серебристая вытяжка над сенсорной плитой.

Все было запрограммировано заранее. С легким гудением готовилась курица-гриль, на слабом огне доходил рыбный пирог.

Им достались салаты. Но и в этом деле было что-то веселое. Шипела в открытой бутылке взбудораженная газировка.

Музыка орала.

Эля носилась по кухне, открывала банки с маринованными огурцами и икрой, мазала на хлеб масло. Дурным голосом подпевала.

Перемешанный с майонезом салат перебрался в плошку, сверху пристроились листики петрушки. Подхватив свою красоту и все еще горланя за Тимберлейка пропущенный припев, Эля вышла с кухни.

В прихожей оказалось заметно прохладней, но ладони вдруг вспотели, плошка заскользила в руках.

Под вешалкой стояли ботинки. Серые. На подзеркальнике томился букет коротких пузатых роз. Ее подарок оказался на полу.

Эля сильнее сжала бока плошки, чтобы не выронить, секунду размышляла, а не пойти ли обратно на кухню. И что она там будет делать? Демонстративно есть салат ложкой, пока не умрет от обжорства?

Они сидели в большой комнате на диване около накрытого стола и целовались. Алка устроилась на Сашкиных коленях. Она успела причесаться и даже подвела глаза. Надела хрусткое голубое платье, колготки в сеточку. Все это Эля увидела разом, удивилась, ведь еще минуту назад Дронова бегала в бигуди, линялых шортах и вытянутой футболке. Значит, не минуту. Значит, времени прошло больше. Что-то она заработалась.

Сашка был странно взъерошен, с красными пятнами румянца на щеках.

— Ты чего?

На секунду в лице мелькнуло удивление, словно Эля уже замахнулась, чтобы запустить в него салатом. Но она только поставила плошку на стол. А то еще и правда уронит. Столько труда вложила, чтобы вот так, разом грохнуть. Много чести.

— Плита выключилась. — Голос стал неуверенный. С чего вдруг? Она не сделала ничего неправильного. — Пирог готов.

Целовались они давно. У Алки опухшие, влажно блестящие губы, как будто их немного потоптали. У Сашки вокруг рта образовалось розовое кольцо. Вид у обоих обалдевший.

Эля отступила от стола. Но в Сашке уже что-то переключилось. Он хмыкнул. Плеснуло из глаз презрение.

— Ты гляди! Обслуга явилась! Ну, мечи все из печи! Жрать будем.

И он выразительно посмотрел на ее фартук. Повязала, чтобы не запачкать брюки.

— Сам ты обслуга! — крикнула, глядя на Алку.

Почему она молчит? Почему не надает подзатыльников этому нахалу!

Алка фыркала, уткнувшись лицом в Сашкино плечо. Максимихин хохотнул, повелительно взмахнув рукой.

— Чего застыла? Неси уже! Сколько можно ждать!

Эля поискала глазами, что бы такое кинуть в эту наглую рожу. Пожалела, что поставила плошку, — сейчас было бы хорошо опрокинуть ее содержимое на эту мерзкую прическу. И чтобы Алке досталось! Могла и предупредить, что пришел Максимихин.

Брякнул звонок.

Испугавшись, что все-таки не сдержится и что-нибудь уронит, Эля нырнула на кухню. Здесь все еще надрывался Тимберлейк. Было тепло от пирога, вкусно пахло копченой курицей, пузырилась в стакане газировка. Эля залпом выпила шипучей воды. Пузырьки колом встали в горле. Задохнулась, на глаза выступили слезы.

В прихожей роняла на пол холодные жемчужины слов Ничка, бубнил Дятлов. Эля вдруг представила, что если они поженятся, то Ничка станет Вероникой Дятловой. Смешно. Глупее сочетания не придумаешь! Ну и правильно! Дуракам дурацкие фамилии.

— Что ты пропала? — влетела на кухню с букетом садовых астр Алка. — Накрывай!

— Я вам не обслуга!

Эля опрокинула над стаканом бутылку с газировкой. Коричневая жидкость плеснулась через край, брызнула на передник, на белые брюки. Прикрыла, называется. Помчалась в ванную. Стол вытирать не стала. Пускай именинница поработает своими ручками в маникюре.

— Эля?

Удивленная Ничка подняла свои подведенные брови. Она только что вымыла руки и теперь стояла, не зная, чем их вытереть. С тонких пальцев капала вода.

— Чего ты на меня уставилась?

Эля перехватила полотенце с крючка, так что Доспеховой только и оставалось, что встряхивать руками.

Показалось, что от воды все стало только хуже. Она терла намоченным полотенцем пятна, еще больше злясь. Фартук мешал. Сдернула, сунула Ничке:

— На, велели накрывать.

Удивление с лица исчезло. Вероника равнодушно вытерла пальцы о фартук, уронила его на пол.

— Алла говорила, что никого не будет, — произнесла она. — Странно…

Доспехова переступила через фартук, скрылась за дверью. Эля продолжала тереть мокрыми руками брюки, и тут до нее дошел смысл сказанного. «Никого не будет…» — это она не про родителей сказала, а про нее. Вот ведь змея!

А в комнате уже хохотали. Лешка громко вскрикивал. «А помнишь… А помнишь…» — захлебываясь, вставлял он. В коридор выпала Алка, глаза веселые, раскраснелась, совсем не такая, какой была час назад.