Свой ключ от чужой двери - Инна Бачинская

Мне как воздух нужна была тощая Сонечкина грудь, облаченная в удобную жилетку. Причем блеклые стати моей старинной подружки на расстоянии виделись ярче и объемнее. Воображение – великий художник, ни на миг не выпускающий из рук кисти.

Я нажал на знакомый звонок. Внутри квартиры мелодично тренькнуло. Раздались торопливые шаги – у Сонечки была стремительная походка, она не ходила, а бегала. Я, растроганный, стоял – весь ожидание. Дверь распахнулась, и Сонечка предстала передо мной в старом линялом халатике и жутких тапочках на босу ногу. Бледное личико, красные веки – видимо, читает по ночам.

«Ты?» – «Я!» – «Проходи».

И я прошел. Простая обстановка, много книг, беспорядок. Я уже и забыл о вечном беспорядке, царящем в ее квартире. На письменном столе – компьютер, учебники, засохший бутерброд на салфетке и чашка, возможно, забытая еще с вечера. Книги везде, даже на подоконниках и диване. Книги и журналы.

Я отодвинул книги и уселся в уголок дивана на свое некогда излюбленное местечко.

– Привет, – сказал беззаботно. То есть мне показалось, что беззаботно. На самом деле далеко не беззаботно.

– И тебе привет, – ответила Соня, устраиваясь в кресле напротив дивана, выжидательно глядя на меня. Как человек прямой, она не нуждалась во всяких «как ты?», «как дела?», «как, вообще, все?» – предпочитала сразу перейти к делу. Конечно, она была в курсе. Весь город был в курсе и полнился слухами и сплетнями, причем из самых достоверных источников. Других у нас просто не бывает.

– Плохо? – спросила Сонечка.

– Очень плохо! – честно ответил я. – Ты даже не представляешь себе, до какой степени плохо.

– Кофе?

– Давай!

Она вышла. Я проводил ее взглядом. Тонкие бледные ноги, из-под халатика торчит край ночной рубашки – рано еще, лишь слегка после двенадцати. Нечесаная и, скорее всего, неумытая. Это только Лия могла, едва продрав глаза, тянуться рукой за зеркалом и губной помадой. Нормальные женщины этого, как правило, не делают. Но и шляться в ночной рубашке за полдень тоже, знаете ли… как-то…

Предательское воображение мое, притворившись слепоглухонемым, уползло в глубины организма. Выворачиваться наизнанку мне перехотелось. А хотелось немедленно убраться подальше. Но как, чтобы не обидеть?

Я с благодарностью принял чашку с кофе, отпил. Кофе был хорош. Это она всегда умела. Сделал задумчивое лицо. Еще отпил. Нахмурился. Сонечка, наблюдая за моими маневрами, спросила прямо:

– Хочешь поговорить?

Сказать «Уже нет» я не посмел. Только кивнул – да, мол, хочу. За тем и пришел. Поместив чашку с кофе на правое колено, я задумчиво помешивал в ней ложечкой. Чашка в конце концов упала на пол, разбилась, и кофе красиво растекся. Я вскочил и преувеличенно засуетился. Бросился в кухню за тряпкой, собрал осколки, стал вытирать кофейную лужу. Сонечка не двинулась с места, как сделала бы на ее месте любая другая… Стоп! Сонечка не была любой другой нормальной женщиной. Она была… просто другой. Равнодушная к тряпкам, косметике, дамским разговорам, нелюбопытная, обладающая жесткой мужской (вы мне льстите!) логикой, хваткой, организаторскими способностями и… и…

Собственно, если составить опись типично женских черт характера и поместить их слева на листе бумаги, а сверху правее написать имена моей бывшей жены и моей бывшей подруги, то с закрытыми глазами против каждой строчки в графе «Лия» можно было ставить жирную птичку, а в графе «Соня» – тощий минус. Студенты ее побаивались.

Нельзя вечно возить тряпкой по полу. Я наконец закончил и уселся обратно в угол дивана. И что теперь? Соврать, что разболелась голова? Я недооценил Сонечку. Она ловила ситуацию на лету и ничему не удивлялась. Ну, пришел друг поговорить и понял, что к разговору не готов. Придет еще раз. Манеры смертельно обижаться по любому пустяку у нее тоже не было. Именно за это я ее всегда ценил. Но женился на Лии. Прекрасно зная, что жена из Лии – как из меня коммивояжер. Мужская логика называется.

Пауза затягивалась.

– Который час? – вдруг спохватывается Соня.

Умница! Я, пробормотав что-то о том, что явился без звонка, понимаю, мол, что не вовремя и приду в другой раз, поднялся.

– Я была рада тебя видеть, – сказала она уже в прихожей. Как будто бы мы виделись в последний раз неделю назад, а не… о, сколько же? Целую вечность! С тех пор, как я ушел с кафедры и полностью посвятил себя фонду.

Вова Былдин – худой, неприметной внешности молодой человек лет двадцати с небольшим – сидел, глубоко задумавшись, в сарае, где у него была научная лаборатория. Вова – персонаж для нашего романа далеко не первостепенный, и если честно, то можно было бы прекрасно обойтись и без Вовы, но так уж получилось, что провидение выбрало именно Вову своим орудием, чтобы поставить точку в… Впрочем, всему свое время.

Вова Былдин с детства был решительно ничем не примечателен. Разве что своим хобби. Вова любит все, что способно взрываться, производя огонь, дым и грохот. Хлопушки, петарды, ракеты, фейерверки, пистоны, гремучие смеси из селитры, пороха, керосина, самодельные бомбы и взрывные устройства разных степеней надежности и размаха – Вова съел на этом собаку. Свои детища, если можно так выразиться, он испытывал на личном полигоне, попросту говоря, свалке с горами мусора и отбросов. Место, конечно, не того-с и воняет, но зато без свидетелей.

Неделю назад Вова провел серьезную диверсионную операцию, направленную на ликвидацию «Резервного банка», которая, увы, успехом не увенчалась. Чего-то он недоучел в составе взрывсмеси, и вместо взрыва, способного снести с лица земли четырехэтажное здание, получился несильный «пшик» и много черного дыма. Как говорится, пострадавшие отделались легким испугом. Паника, правда, имела место. Сирена завыла, дверь подвала с золотым запасом автоматически закрылась по приказу детектора, учуявшего запах дыма, на улице собралась толпа. Ну, народ! Бомбы рвутся, а им хоть бы хны – варежки поразевали, с места не сдвинешь. Дверь закрылась намертво, пришлось потом резать автогеном.

Соседка работает в банке уборщицей, приносит свежие новости. Террорист оставил бомбу под столом в зале выдачи в черной пластиковой торбе. Торба сгорела, а то собачка взяла бы след. ОМОН примчался, повалил всех на пол, руки на затылок. Как же, будет он их дожидаться! Потом нашли записку. А в той записке написано: «Олигархам – хана! Следующий на очереди – банк «Отечество». И подпись – Михаил!

Вова поморщился. Записка действительно была. И подпись была. Не «Михаил», конечно, а «мститель». Дура-баба, все перепутала.

Что же он сделал не так? Нахмурившись, Вова в сотый раз, бормоча себе под нос, прорабатывал список составных частей взрывсмеси.

В дверь осторожно постучали.

– Вовик, это я! – Мать принесла нелегкая.

– Ну, чего тебе? – неохотно отозвался террорист-любитель.