Свой ключ от чужой двери - Инна Бачинская

– Тут тебе письмо пришло, сынок. Я принесла. И с работы звонили, просили завтра выйти в утреннюю, работать некому. Кушать будешь? Выходи! Я как раз разогрела, давай, пока горяченькое.

Вова принял протянутое в дверную щель письмо. Упал обратно в продавленное плетеное кресло, на плоскую, как блин, подушку с неразличимой от времени вышивкой крестиком.

«Убью! – подумал. – Если опять этот гад, псих, мерзавец – убью! Усовершенствованную модель подложу! Ты у меня попрыгаешь!»

Он решительно надорвал конверт, вытащил сложенный вдвое листок, развернул и прочитал следующие стихи:

Он был нигде никем не признан,

Бродил по улице, как тень,

И занимался альпинизмом

В Международный женский день!

Рука с письмом бессильно опустилась на колени.

– Ну, давай, иди уже! – напомнила о себе мамаша.

– Не хочу! – заревел Вова. – Не хочу! Оставьте меня все в покое!

История с письмами началась ни с того ни с сего около полугода назад, осенью, и стала кошмаром Вовиной жизни. Письма без подписи приходили по одному в месяц. Сегодняшнее было шестым. Остальные пять хранились в лаборатории, в шкафу, под старыми подшивками «Науки и жизни». Ни подписи, ни объяснений, ничего – только стихи неприличного содержания со всякими грязными намеками. В первом, например, анонимщик написал про мальчика, который бродил по лесу злой, утомленный и обросший бородой, якобы забытый школьной экскурсией.

Бред и чушь собачья! Вова глазам своим не поверил – какой мальчик? Какая экскурсия? Он, Вова, никогда не был в лесу на экскурсии. При чем тут ребенок с бородой, забытый в лесу?

Он целую неделю ходил под впечатлением от дурацких стихов, допускал конфликты с пассажирами, а одного пассажира даже толкнул и обозвал «падлой безбилетной». Толкнул правильно, так как у него не было билета. А то, что обозвал… Какая разница? Доведут же, так и поубивал бы всех на месте! Если бы у Вовы было право рукоприкладства, он бы быстро перевоспитал всех городских зайцев. Но нет у него такого права, к сожалению. И приходится повторять, как попугай, с утра до вечера: «Ваш билетик, пожалуйста!», «Будьте добры, ваш билетик!».

За целый день так наговоришься, так натаскаешься по троллейбусам, что думаешь только об одном – скорей бы домой, да супчику горячего, да картошечки, да на диванчик к телевизору. Так нет, мамаша тут как тут из-под руки, все ей интересно – скольких оштрафовал, да на каких рейсах, да то, да се. А потом непременно скажет:

– Жениться тебе, сынок, пора…

Вова вспыхивает жарко. Есть у него любимая женщина… женщина-ангел, с улыбкой, за которую не жалко отдать жизнь. Умная, нежная, заботливая… работает в фонде «Экология», зовут Лия Вердиевна.

Выступала по телевизору, рассказывала о фонде, о любви к родному краю, о добрых спонсорах и о жлобах, которым экология родного края по барабану и копейки не дадут – удавятся. Например, «Резервный банк» и издательство «Арт нуво»…

Однажды Вова, умирая от собственной дерзости, написал прекрасной Лии о своих чувствах. Это письмо стоило ему много крови – не привык Вова писать. Он перевел пачку бумаги, рычал на мать, вскакивал ночью и бросался к столу…

Письмо получилось не очень длинным, но Вова больше ничего не смог придумать. Приводим его полностью.

«Здравствуй, дорогая Лия!

Долго думал и решился написать. Сил моих больше нет. Наверное, это любовь. Все мои мысли днем и ночью только о тебе. Я видел тебя по телевизору.

Ты единственная такая, как хорошо, что ты есть. Не сердись на меня.

Твой Владимир Б.»

Он несколько раз перечитал письмо, потом старательно переписал и запечатал в красивый конверт и два дня носил на груди, не решаясь с ним расстаться. Потом опустил в почтовый ящик на площади и стал ждать ответа, как соловей лета. Но ответа от Лии все не было, зато стали приходить письма от неизвестного придурка с мерзопакостными стишками. Вова все их знает наизусть. Не то чтобы специально старался запомнить, само получилось, как влезли в голову, так и не выбьешь ничем.

Вова достает все письма и раскладывает их перед собой, уже в который раз пытаясь понять, что бы это значило…

«По-моему, он меня подозревает, – думал я, шагая по тротуару после очередной встречи со старлеем Колей Астаховым. – Я бы на его месте тоже подозревал. Is fecit cui prodest[5], что и ежу понятно – делает тот, кому выгодно. И кто этот тип, по-вашему?»

Этот тип – я, бывший преп универа, бывший зиц-председатель фонда, бывший муж… везде списанный и пущенный в расход. Мне терять нечего, вот только выковыряю булыжник из мостовой и по мордасам всем обидчикам!

Именно так старлей и понимает ситуацию. Не то, что выгодно, какая выгода, а вот месть – это да! Это святое! Месть сразу обоим – не мне, так никому не доставайся! И ты, коварный друг, и ты, Брут! Как я ухитрился проделать это на глазах широкой общественности, не спускающей с меня глаз, где взял яд – надавят, все вспомню. Методы известны. Общая камера, общак, кажется… Или, нет, общак – это касса у воров в законе. Неважно!

Для этого простого парня, который сверлил меня взглядом и не верил ни одному моему слову, я – подозреваемый номер один. Фаворит, который, даже если будет плестись в хвосте, все равно придет к финишу первым. Зачем искать других? Соперников? Соперниц? Затрачивать государственные средства?

Стас – холостяк. С Лией у него, по моим расчетам, постфактум, так сказать, завязались отношения месяца три-четыре назад. До этого у него была женщина из мэрии, намного старше, с которой он спал по расчету, для пользы фонда. Довольно страшная. Вряд ли она метила в мадам Удовиченко, а раз не метила, то что поменялось бы в их отношениях после свадьбы? Ничего. Он по-прежнему спал бы с ней для пользы дела.

Ну почему это все случилось со мной? Чем я провинился? Даже миф номер следующий не помогает – жизнь, черт бы ее побрал, полосатая. Полоса белая, полоса черная. И еще целый ряд псевдополезных избитых истин: всякое бывает, кто не падал, тот не поднимался, и на нашей улице будет праздник, после дождя всегда светит солнце, за одного битого двух небитых… Тошнит просто от моря житейских истин. Но, если честно, то помогает. Только повторять нужно без продыху – все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо. День, два, три – все будет хорошо… хорошо… хорошо… распрекрасно! К черту!

Любимая ушла к другому, а другой – бывший (да, да, бывший!) партнер по бизнесу, крутой, козырный, хам, но женщинам нравится – настоящий полковник, в отличие от вашего покорного слуги, занюханного интеллигента. Который ну никак не может сказать «ты» официанту, даже зная, что тот его за это тихо презирает. А Стас Удовиченко говорит ему: