Хранитель ядов - Катти Карпо

глазом моргнуть не успела, как его губы встретились с моими. Нежное ненавязчивое прикосновение, но совершенно неожиданное для меня. Реакция была спонтанной: я мгновенно сжала ладонь чуть сильнее, чем делала до этого, сдавливая горячую плоть.

— Эк… сель…

Дакот дернулся всем телом, но в то же время не позволяя мне разжать руку. Пульсация в ладони, нестерпимый жар. Все еще содрогаясь, он наклонился, на мгновение прижался лбом к моему плечу, а затем, потянувшись, слегка прикусил не прикрытую тканью платья кожу зубами.

Я ойкнула и наконец отстранилась.

В голове забилась одна-единственная мысль:

«Святые Первосоздатели! Дакот убьет меня за унижение, которому я его только что подвергла».

Глава 2. УКРАДЕННЫЕ ГРЕЗЫ

Стать пустотой мне уготовано судьбой

И в темень ночи рухнуть с высоты полета,

Пройти весь долгий путь рискованно одной,

Но я решусь тебя спасти от гнета…

Животные всегда пылали ко мне лютой ненавистью. А особенно лошади. Я была для них словно вожжа, постоянно находящаяся под хвостом, — нервирующая и раздражающая. Любой конь, на которого мне помогали взобраться, поначалу вел себя вполне спокойно, но как только мы оказывались предоставлены сами себе, норовил сбросить и втоптать в землю по самую макушку. Истинные причины этого феномена и по сей день известны лишь Первосоздателям.

И однажды случилось непредвиденное.

Один из самых страшных сезонов засухи пришелся на мой шестой год жизни. Отец в то время, будто одержимый, занимался лишь своим долгожданным первенцем. Не жалея сил, он обучал меня всему, что, по его мнению, в будущем могло понадобиться благовоспитанному отпрыску семьи Сильва. И, к сожалению, едва ли помнил, что худощавый ребенок с короткими смоляными волосами, жадно вслушивающийся в его наставления, — это его маленькая хрупкая дочь, а не будущий крепкотелый сын-наследник с несгибаемой волей

Роберт Сильва всегда мог быть легко захвачен моментом, и чем ярче сверкали непритворной заинтересованностью мои синие глаза сквозь черноту густой челки, тем сильнее будоражился он, придумывая для меня все новые и новые испытания, и горделиво улыбался, если мне удавалось пройти их с первого раза.

Учеба и нравоучения представлялись мне игрой, иных развлечений я не знала. В отличие от Эстера, чьим воспитанием занималась нянечка Мисси и чья маленькая светловолосая головенка частенько мелькала в глубине лабиринта пышной зелени позади нашего особняка, когда он и его добродушная воспитательница играли там в прятки. У меня же никогда даже камеристки не было. Самостоятельность — залог твердости духа.

На шестом году жизни отец начал активно учить меня ездить верхом. Сказать, что эта наука давалась мне с трудом, значит, просто промолчать. Каждый день я взбиралась в седло, как на эшафот, а конь-палач, лениво шевеля ушами, ждал моего последнего предсмертного слова. Но разве я могла разочаровать отца?

В один из самых душных дней лета мои уроки верховой езды закончились намного раньше, чем обычно. Отец отправился в соседнее селение по делам.

Жадная до отцовской похвалы я злобно пялилась на коня рыжего окраса, которого еще не успели расседлать после моей очередной неудачи. Животное стояло около конюшни и недобро смотрело в ответ.

Ведомая глупым детским упрямством я отвязала его чумбур и принялась обходить коня. Как только я исчезла из его поля зрения, животное успокоилось и так и продолжило стоять на месте непривязанным. Маленький рост да и обоюдная неприязнь не позволили бы мне самостоятельно оседлать зверюгу, поэтому я, взобравшись на невысокую пристройку конюшни, прыгнула в седло сверху. Хотя, скорее, рухнула плашмя.

Дикое яростное ржание, вопли испуганных слуг, и вот уже конь несет меня в неизвестном направлении. Перед глазами все слилось в единую красочную кляксу. Я подпрыгивала в седле, беззвучно кричала и ждала болезненного удара о землю. Но его все не было, а тряска продолжалась. В какой-то миг мне даже показалась, что на самом деле это я неслась по дороге, таща на спине громоздкую тушу коня.

А затем оскорбленное животное взбрыкнуло, и я вылетела из седла, словно ядро из пушки. Конь выбрал весьма удачный момент для мести: мое тело рухнуло с обрыва навстречу зубастому скоплению скал в самом низу.

Очнулась я от того, что кто-то тыкал мне холодным пальцем в щеку.

— Проснулся? — Мальчишка, по виду чуть старше меня с огромными голубыми глазами, в последний раз дотронулся до моей щеки и встал с корточек. — Чего это ты тут развалился?

Сразу ответить мне не удалось. Голова болела так, словно на лбу уместилось конское копыто и беспрестанно давило, чтобы, в конце концов, получить неприглядную лепешку. У корней волос и на правом виске ощущалось легкое щекотание, от которого по всему телу распространялся неприятный холодок. Кожу живота и правое плечо саднило.

— Я уж думал, ты мертвец, — продолжал разглагольствовать мальчик, с любопытством осматривая меня. Солнце светило ему в спину, и от яркого света шапка пушистых мальчишечьих кудрей приобрела оттенок халвы — любимого лакомства Эстера. — А ты что, прямо на скале поспать решил?

— С обрыва… — прошептала я, едва шевеля губами.

Мальчик нахмурился и снова присел около меня.

— С обрыва? Упал?

Последовавший за этим кивок привел его в бурный восторг.

— Честно? Честно-честно-честно? Не врешь?! А почему ты не умер?

Ответа у меня не было, а долгое молчание мальчик воспринял как нежелание рассказывать о чуде, которое позволило мне выжить.

— Ну и пожалуйста! — надулся он. — Не очень-то и хотелось знать!

Однако долго обижаться у него не получилось. Любопытство взяло верх.

— Я Дакот. Живу во-о-он там, в селении вниз по дороге. А тебя как зовут?

Виски сдавило с новой силой, отчего у меня получилось лишь дико вытаращить глаза.

— Ясно. — Не получая ответы на свои вопросы, мальчик мгновенно приходил к собственным умозаключениям. — От удара потерял память. Даже имени своего вспомнить не можешь. Тогда буду звать тебя «Мертвец». Только ты какой-то оживший. Смешно, да?

Я устало мигнула.

— Не видел тебя раньше здесь. Тут вблизи вообще из нашенских никого нет, ну как мы с тобой. Возраста