Детство комика. Хочу домой - Юнас Гардель

Презерватив он смывает в унитаз.

Он обещал, что Марианна ляжет спать не позже восьми, и ровно в восемь он силой облачает ее в ночную рубашку и кладет в постель. И грозит, что, если она немедленно не заснет, он изобьет ее до синяков.

Марианна кричит, что она хочет немного почитать в постели, потому что мама всегда разрешает это. Потом она кричит, что дверь закрывать нельзя, а лампу в прихожей надо оставить включенной.

Юха довольно качает головой — ох уж эти малыши — и садится в папино кресло, чтобы посмотреть телевизор. Сейчас он хозяин в доме.

Он смотрит взрослую передачу. «Открытые двери».

Он чешет нос, совсем как папа, и говорит: «Ух, ну и ну».

Он выключает телевизор на последней передаче. Тут же становятся слышны все звуки в доме. Он слышит, как кто-то крадется. Он испуганно фыркает. Ему не могло показаться. Кто-то крадется по дому.

Это, конечно, просто Марианна идет в туалет.

— Марианна! — кричит он тонюсеньким испуганным голоском, проглатывая последний слог.

Да, таким голосом преступников не напугаешь. Скорее уж наоборот: скорее сюда, все открыто, дома одна только девчонка!

Никто не отвечает. Кто-то или что-то трещит наверху, он крадется наверх, чтобы убедиться, что это всего лишь Марианна.

Это должна быть Марианна!

Но Марианна лежит в своей кровати и спит на куче комиксов про Дональда Дака. Спокойно похрапывает, спихнув одеяло к ногам.

Совсем как когда они ехали по «Туннелю Ужасов» в Грёна Лунде прошлым летом.

Юха проинструктировал Марианну, что раз уж за них заплатили такие деньги, то зажмуривать глаза ни в коем случае нельзя, как бы противно и страшно ни было. Кроме того, там все не по-настоящему, объяснил он, хоть Марианна и слишком маленькая и глупая, чтобы понять.

И вот вагон поехал вперед, и Юха приготовился смеяться и веселиться, как никогда.

Только там было темно, как ночью, жутко, и вагон скрипел — что ж поделаешь, если ему вдруг стало страшно.

— Не закрывай глаза! — прошептал он Марианне и ущипнул ее за руку. В ту же минуту отворились две темные дверцы и на них зарычала горилла со светящимися красными глазами.

Юха тут же зажмурился.

Вагон качался, сквозило, что-то противно кричало рядом с ними, он на мгновение открыл глаза, увидел громыхающий скелет, в животе у него все сжалось от страха, и он чуть не заплакал. Вагон было не остановить. Мама с папой были там, снаружи. Он был один со своей глупой сестрой. Он закрыл глаза в темноте и молился Богу, так ему было страшно.

Вдруг Марианна похлопала его по плечу и сказала:

— Юха, ты же закрыл глаза!

Юха открыл глаза и огляделся. Вагон вынырнул наружу, чтобы дети помахали родителям. Внизу на земле стояли его мама с папой и множество других мам и пап с детьми. И все видели, что он закрывал глаза.

— Вовсе я не закрывал глаза! — закричал Юха.

— Нечего тут бояться, — стала услужливо объяснять Марианна, — тут все не по-настоящему.

— Я вовсе не закрывал глаза! — снова закричал Юха и ударил ее что было сил в ту самую минуту, как вагон снова нырнул в мерзкий темный «Туннель Ужасов». — Скажи, что я не закрывал глаза! — закричал Юха и ударил сестру еще раз.

Если уж все увидели, что он испугался, то уж Марианну он все-таки хоть силой заставит отказаться от увиденного. Но вдруг на них накинулся паук, и Юха, мгновенно прекратив грозить сестре, крепко обнял ее потными руками.

Когда они выбрались на свободу, Марианна бросилась к родителям, крича, что она ни капельки не жмурилась. За ней подошел Юха, бледный и потрясенный.

Папа ласково погладил его по щеке и спросил, очень ли было противно. Юха отшатнулся и сказал, что это было совсем не весело. Вся их прогулка в Грёна Лунде была испорчена.

Остаток дня он брел в нескольких метрах позади от всех остальных.

Ему было до смерти стыдно, что все видели, как он закрывал глаза.

Никакого значения не имеет, знает Юха или не знает, что все не по-настоящему. Он все равно боится. Привидений, дьявола и убийц.

Юха знает, что он все придумывает. Но это не мешает ему бояться.

Он ходит по дому и наводит порядок перед сном, и с каждой выключенной лампой ему все страшнее. Ночь захватывает комнату за комнатой и затопляет дом тишиной, которая вовсе не тишина.

Неприятных звуков становится больше. Они приходят отовсюду. Ему кажется, что на нижнем этаже его кто-то дурачит, и он спешит наверх, чистит зубы, натягивает пижаму и ложится в кровать.

— Вот славно будет поспать! — говорит он, притворяясь, что зевает. И бормочет, как папа: — Ух, ну и ну!

И выключает лампу.

Она остается выключенной ровно десять секунд.

Что это там трещит, что это тикает, что это скрипит?

Юха нащупывает лампу потными руками и включает ее.

Мама с папой еще долго не вернутся.

Они уходили такими нарядными.

На маме было винно-красное шелковое платье, длинные перчатки, на губах розовая перламутровая помада. На папе — черный смокинг, и от него приятно пахло одеколоном. Они нарядились, чтобы веселиться всю ночь.

У телефона мама оставила бумажку с номером, по которому до них можно дозвониться, если что-то случится. Юха мог бы позвонить и сказать, что что-нибудь случилось, что он заболел.

Впрочем, нет, конечно, не он — что Марианна заболела.

Но он знает, как мама с папой радовались, что пойдут на праздник, и всю эту неделю они обращались с Юхой почти как со взрослым, потому что он должен был остаться дома один и присмотреть за сестрой. Нельзя же теперь звонить и мешать им.

Юха лежит и думает, сколько у них в доме дверей. Неприятно, когда их так много. Представить только, что в какую-нибудь из них постучат! И сломать нужно всего-то одну дверь. Он, кстати, не забыл запереть ее?

«Я просто сам себя пугаю», — думает Юха и тут же — про все окна, в которые можно заглянуть.

Стоять там — тихо, холодно и злобно — и молча смотреть.

Но там никого нет. Никто не стоит и не смотрит в окно. Никого с мерцающими желтыми глазами, никого с тесаком в руке, никакого мертвеца там нет.

Это всего лишь ветка стучит в окно.

Просто дом трещит, а не кто-то там ходит по нему. Звук, который слышит Юха, — это просто часы на кухне, а может, и обогреватель. Хоть это и похоже на стук вилкой по тарелке, это не так.

Как в страшилке: что-то стучит по крыше автомобиля. Тук, тук, тук: «Выходите из машины по нашему знаку и, что бы мы ни делали, не оборачивайтесь!»

Не оборачивайтесь! А она оборачивается… «И на машине сидел карлик и стучал истерзанной головой ее мужа по крыше. Тук, тук, тук».