Под счастливой звездой. Записки русского предпринимателя 1875-1930 - Иван Кулаев

На должности управляющего конторой находился, как это ни странно, не горный инженер, а военный, полковник Хлопин. Рассказывали, что горные инженеры страдали дрожанием рук, вероятно, из-за расстроенных нервов, и при ссыпке золота в казенные кружки много его туда не попадало. Полковник Хлопин слыл честнейшим человеком, к тому же совершенно не «нервным». Он был добр и справедлив, но, к сожалению, страдал одним недостатком: больше всего на свете любил он горькую и, выпивая ежедневно, еще от трех до пяти дней в месяц находился в состоянии полного запоя. По приезде на Алтай я обратился к полковнику Хлопину, с которым был знаком, откровенно рассказал ему о своем настоящем положении и просил дать мне один из старых кабинетских приисков, где разработка была уже прекращена. Хлопин очень внимательно отнесся к моей просьбе и предоставил мне право занять любой из старых приисков, расположенных в управляемом им районе, но рекомендовать какой-либо из них отказался, честно сознавшись, что приисков он не знает. Я остановил свой выбор на речке Тайлы, в 12 верстах от Егорьевского. После того как прииск был оставлен Кабинетом, никто, даже старатели, не пытался заняться его разработкой. На Тайлах я поставил небольшие работы хозяйственным способом. Выбор мой оказался удачным: добыча золота, в отношении затраченного капитала, была вполне удовлетворительной, но, получая от Кабинета за золотник добытого золота не 4 рубля 50 копеек, а только 3 рубля, я на большую прибыль рассчитывать не мог. За три года я заработал чистыми 15 тысяч рублей.

Случилось, что в это время прошел слух об открытии золота на маленькой речушке Каянче, притоке Катуни, в 200 верстах от Барнаула. Среди гор, в сосновом лесу, на Каянче обосновался богатый старообрядческий поселок, существовавший, вероятно, с тех пор, как старообрядцы, лет сто назад, забрались в эту глушь, спасаясь от религиозных гонений. Хлопин предложил мне поехать вместе с ним на место вновь открытых золотых россыпей и организовать там работы хозяйственным способом, потому что ему было бы трудно следить за добычей золота в том случае, если бы разработку этой россыпи взял на себя Кабинет.

Когда мы добрались до нужного нам места, то там узнали, что поселянам-старообрядцам о золоте известно было давно, может быть, уже десятки лет. Золото залегало по отлогому берегу Каянчи, который весь был застроен домами и службами зажиточных крестьян. Много лет назад, вкапывая столбы для риг, крестьяне обнаружили золото, но строго хранили свою находку в тайне, опасаясь, что если какими-нибудь путями о находке станет известно горному управлению, то поселок снесут и годами нажитое благосостояние их лопнет, как мыльный пузырь. Тайны, однако, все же не удалось сберечь. Прослышал о ней поселившийся в поселке один горнорабочий и донес в Барнаульское горное управление, по обыкновению несколько преувеличив размеры золотого богатства, схоронившегося по речке Каянче.

Со времен крепостного права многое в России изменилось. В прежние годы «убрать» крестьян с места их постоянного жительства не представляло никаких затруднений, но теперь все было иначе: не говоря уже о внушительной сумме компенсаций переселенцам, в перспективе намечался бесконечный ряд неприятностей. Таким образом, с деловой точки зрения мы съездили впустую, зря, но поездка сама по себе была очень хороша. Что за красавица Катунь! Как звенят и шумят в горах водопады ее притоков! Как величественны горы с шапками вечного снега на их вершинах! А над горным хребтом царит Белуха, высотой 25 тысяч футов над уровнем моря… Дорогу, по которой пришлось нам ехать до китайской границы, следовало бы правильнее назвать тропой, а нашу поездку по ней — очень и очень нелегким спортом.

Итак, я вернулся обратно на Егорьевские прииска. Впереди не видно было для меня никаких перспектив. Я все же не пал духом и решил снова попытать счастья на золоте, в этот раз в глубине Алтая, в 150 верстах от Бийска. Кабинет его величества отдал там в разработку двум большим компаниям целые районы на Алтае. Одну компанию представительствовали генерал Асташев и Гинзбург; во второй, под фирмой Мальцева, объединились исключительно высокопоставленные лица. Добыча золота велась в крупных масштабах, с затратой больших капиталов. Район работ сосредоточивался преимущественно по системе рек Мрасы, Кондомы и Лебедя. В момент моего приезда на прииски обе компании могли похвалиться успешностью своих работ. Каждая из них добывала ежегодно 40 пудов золота, но вряд ли пайщики извлекали из этого какую-нибудь пользу: слишком велики были расходы по предприятию.

Главноуправляющими в компаниях служили люди с крупными именами и многолетним опытом в золотопромышленности: мои хорошие знакомые, бывшие минусинские золотопромышленники Баллод и Шмотин у Мальцева, а у Асташева с Гинзбургом — Самохвалов и Ветринский. Они обещали мне свое содействие, поскольку, конечно, это будет в их силах.

На берегу реки Кондомы раскинулся ряд строений. Это были: Главное управление приисков, резиденции управляющих, дома служащих, контора, больница и церковь — целый маленький городок. Этот городок я и избрал временным местом своего жительства. В 2 верстах от городка, по маленькой речке Правая Солдатка, производила работы асташевская компания. Речку Левую Солдатку, которую они обследовали и нашли невыгодным разрабатывать, вследствие небольшого процентного содержания золота в песке и небольших его запасов, предложили взять мне. Я все же решился на риск, понадеявшись на русское авось. Результаты моих работ были весьма незавидны: в течение двух лет мне еле-еле удавалось сводить концы с концами.

Снова неудача. Снова нужно искать счастья где-то в новом месте. Я знал, что в Амурской области большие работы по добыче золота производились тогда двумя компаниями: «Зейской» и «Верхнеамурской». У меня там тоже были знакомые: управляющий Зейскими приисками, красноярец Митрофан Алексеевич Субботин, был моим хорошим приятелем. Познакомился я с ним, когда он служил в компании «Родственной», владевшей золотыми приисками в енисейской тайге. Я написал ему, и Субботин в ответ на мое письмо сообщил, что он охотно поможет мне всем, чем только сможет.

Итак, я должен был покинуть Западную Сибирь, такие близкие сердцу, хорошо знакомые, родные мне места, где я долго жил и трудился и где все труды мои не принесли мне, к сожалению, никаких плодов. С горечью в душе собирался я в путь на далекий Амур.

В ДОРОГЕ

Нашлись у меня и попутчики на дорогу: из Томска ехали несколько инженеров-горняков. Семьи их, оставшиеся в Томске, снабдили путешественников всякой всячиной. Чего-чего только тут не было: замороженные, разных сортов, пельмени, окорока чудеснейшей ветчины, телятины, баранины, жареная птица, мороженая стерлядь для строганины, зернистая осетровая икра, которая, кстати сказать, стоила тогда в Томске 50 копеек фунт, — всего не перечислишь. Путь предстоял не близкий, железной дороги не было, ехать надо было на лошадях.

Ехали мы приблизительно с месяц. Путешествие с хорошей, теплой компанией имело для меня положительные и отрицательные стороны. Несмотря на свои тридцать три года и на то, что я был одно время владельцем винокуренного завода в Мариинском округе, на реке Чулыме, я еще не проглотил до тех пор ни одного глотка водки. Приезжая на завод с ревизией, отхлебнешь, бывало, немного водки, чтобы узнать, насколько хорошо она очищена от сивушного масла, да и выплюнешь. Курить я тоже не курил и оставаться в накуренных комнатах не любил, хотя старовером и не был, а дело было в следующем. Когда отец отвез меня в Красноярск и сдал для подготовки в гимназию директору ее Красикову — мне шел тогда девятый год, — я встретил там товарища, одинакового со мной возраста. Однажды вечером директор принимал гостей; жена его принесла нам коробку гильз, с насыпанным в них уже табаком, и попросила заткнуть каждую гильзу ватой. Кто бы мог упустить столь удобный случай попробовать курения? Мы этого случая не упустили, и я так усердно использовал благоприятные обстоятельства, что впоследствии, в течение двадцати пяти лет, не мог входить в накуренную комнату, даже в фойе театра или Общественного собрания.