Боль - Цруя Шалев

class="p1">– У меня что, есть выбор? – проворчала она, когда он присел к ней на кровать.

И сказал:

– Похоже, что есть. Говорят, теперь появились новые способы обезболивания, нужно посмотреть. Лазер, кортизон, еще какие-то методы. Может быть, встанем на очередь в клинику боли?

– В клинику боли? Уже? – поразилась она.

Вечно он заглядывает вперед, прямо как с лифтом! Она-то думала только про завтрашнее утро, ей даже в голову не приходило, что боль может продолжаться несколько дней и недель.

– То есть ты думаешь, это надолго? – вздохнула она. – Печально! Я уже научилась воспринимать тебя всерьез, после того как ты предсказал теракт.

– Прямо-таки предсказал! – горько усмехнулся он. – Ну, хорошо еще, ты не сказала «устроил»…

Ирис проглотила таблетку и попыталась выпрямиться, опираясь на большую подушку, которую Альме подарили друзья по случаю призыва в армию.

– Почему, собственно, ты тогда так торопился? Обычно, когда вы работаете допоздна, то вас не вызывают спозаранку.

Он ответил тут же, как будто он тоже всю ночь думал о том же самом:

– Разве ты не помнишь? Был системный сбой.

– Странно, – заметила она. – Ничего подобного никогда не случалось – ни до, ни после, по крайней мере в такое время.

– Ирис, давай не будем бередить рану! Ты же знаешь, как это меня мучает. Если бы детей отвез я, то и оказался бы ранен вместо тебя, а скорее всего, и вообще обошлось бы, потому что мы бы вышли на несколько минут раньше. Все было бы иначе, если бы я не спешил в то утро. Может, у нас был бы еще один ребенок, может, мы бы вообще разошлись.

– Разошлись? – изумилась она.

– Да, возможно, ты бы ушла от меня. Ты ведь всегда считала, что заслуживаешь кого-то более стоящего. Но после того как я честно за тобой ухаживал, ты уже больше не могла себе этого позволить.

Она удивленно глядела на бритый череп: как загадочен чужой мозг, куда загадочнее, чем само будущее.

– О чем ты? – возразила она. – Ты не так уж хорошо за мной ухаживал, еда была чудовищной, ты постоянно избегал меня и вообще вел себя странно. Если бы я хотела тебя бросить, это уж точно мне бы не помешало, но, может, это ты хотел меня бросить, но уже не мог? Скажи!

Его большая голова приблизилась к ней.

– Что именно случилось с вашей системой? – спросила она.

– Что случилось с твоей системой? – усмехнулся он и попытался ее поцеловать. – Я уже успел позабыть, как ты выглядишь ночью, с тех пор как ты бросила меня одного в постели.

Она старалась не уступать:

– Не сбивай меня, Микки! Что там было такого срочного? Ты ведь вернулся среди ночи, если не под утро. Почему они не позвонили кому-нибудь другому, кто мог бы решить проблему?

– Что с тобой? – возмутился он. – Что происходит? С чего вдруг ты об этом вспоминаешь? Прошло десять лет, Ирис, все давно позади!

– Мне так больно, как будто это случилось вчера! – простонала она, и он шепнул:

– Покажи мне, где болит!

Он спустил ее ночную рубашку до пояса, склоняясь над нею, его горячее дыхание обожгло ее исполосованную шрамами кожу, а под нею – платиновые пластины, костные имплантаты, нити и болты, оставшиеся в ее теле осколки. Все это грохотало, сопротивляясь его прикосновению, и она крикнула, гораздо пронзительнее, чем хотела:

– Не трогай, Микки! Больно!

– Прекрасно, ты нашла идеальную отговорку! Может быть, просто сознаешься, что я тебя вообще никогда не привлекал? – буркнул он и убрал руки, упер их в колени и почему-то начал рассматривать.

Она задохнулась от ярости:

– Я просто ушам своим не верю! Что с тобой сегодня? Нашел подходящее время для сведения счетов?

– Это ты сводишь со мной счеты! Ни с того ни с сего тебе вдруг приспичило узнать, что обрушило систему! Ты меня так допрашиваешь, как будто я спешил к любовнице!

– Это мне вообще не приходило в голову, – ледяным голосом ответила она. – Ты вообще о чем? Чего ты сейчас от меня добиваешься?

– Право же, совсем немногого – чуточку любви, чуточку тепла, чтобы я мог почувствовать, что у меня есть дома жена.

– Как мне надоела эта твоя жалость к себе! Сейчас речь не о тебе, а обо мне, это мне больно, и все, что ты можешь предложить, – это секс? Почему нельзя получить хоть немножечко сочувствия без секса?

– Никогда я тебя не пойму! – Он схватился за голову. – Вечно что-то не так! То я тебя избегаю, то, оказывается, слишком пристаю.

Ирис уже почувствовала, как в ней просыпается эта вечная жалость к нему.

– Это вопрос настроения, Микки, здесь не существует правил – иногда человеку нужна близость, иногда – дистанция. Мы уже сто лет вместе, так что не говори, что ты этого не понимаешь.

– Ясное дело, понимаю, госпожа директор, только вот вы, к сожалению, все меньше и меньше хотите близости.

– Есть разные виды близости. Жаль, что тебе знаком только один.

Он со вздохом выпрямился. На его голую спину легли полоски утреннего света, словно покрыв его шкурой зебры.

– Есть разные виды дистанции, – сказал он. – Жаль, что тебе знаком только один. Доброго тебе утра.

Глава четвертая

Она и представить себе не могла, что так скоро снова окажется там же, словно обреченная заново, от начала до конца, пережить всю историю своей травмы. Но боль диктует собственные законы, меняя привычный распорядок жизни, как новорожденный младенец. Далеко позади, в иной эпохе, остались утра, когда Ирис вставала пораньше, торопилась в школу, стояла у входа и приветствовала каждого ученика. Вот уже десять дней она не выходила из дому, десять дней не навещала свое королевство, густонаселенное крошечными послушными подданными. Но и самому ее дому эта боль словно стала уже не под силу, он точно гнал хозяйку прочь, в знакомые до ужаса больничные коридоры, которые она когда-то надеялась покинуть на многие десятилетия, а лучше всего – навсегда.

Она прижалась головой к плечу Микки, радуясь, что он рядом с ней в этом месте, отнимающем у человека остатки индивидуальности, которые еще не смогла отнять боль. Женщина с болью – вот что она теперь такое, и поэтому она находится в этом месте, ожидая очереди к ведущему специалисту, но сидящий рядом с ней мужчина – по крайней мере, свидетельство того, что в ее жизни хотя бы теоретически есть и другие компоненты, кроме боли. Поэтому, когда приходит их очередь, она подчеркнуто опирается на его руку, позволяет ему вместо себя отвечать на