Когда-то, давным-давно… - Алан Александр Милн

что такое, по сути говоря, король?

Веселунг гордо заявил:

— Король — это очень могущественное существо!

— А если я превращу тебя в овечку? Что тогда?

Король на минуту задумался.

— Пожалуй» я бы не отказался побывать овечкой.

Фея взмахнула рукой.

— Не отказался бы? Вот и будь ею! До тех пор, пока не признаешь, что фея могущественнее, чем король.

И он в мгновение ока превратился в овечку.

— Ну? — сказала фея.

— Ну? — сказал король.

— Так кто же могущественнее — король или фея?

— Конечно, король, — ответил Веселунг, — и вдобавок гораздо шерстистее.

Наступило молчание. Король начал пощипывать травку.

— Я не слишком высокого мнения о феях, — пробормотал он с набитым ртом. — Мне кажется, они не очень-то могущественны…

Фея сердито взглянула на овечку.

— Они не могут заставить говорить то, что не хочешь, — пояснил король.

Фея топнула ногой.

— Стань жабой! — воскликнула она. — Мерзкой, ползучей, бородавчатой жабой!

— Я всю жизнь мечтал, — начал Веселунг, — стать жабой, — договорил он откуда-то снизу.

— Ну как? — спросила фея.

— Я не очень-то высокого мнения о феях. Не так уж они и могущественны…

Он ждал, что фея обратит на него внимание, но она сделала вид, будто думает о чем-то другом. Немного помолчав, жаба добавила:

— Они никогда не могут заставить говорить то, что не хочешь.

Фея пришла в еще большую ярость, снова топнула ногой и приказала:

— Будь нем! И оставайся немым на веки вечные!

В лесу было совсем тихо. Фея посмотрела сквозь ажурные кроны деревьев на голубое небо, на королевский замок, видневшийся в просвете между могучими стволами, на гладкий булыжник справа, на поросшую мхом кочку слева… но она не станет, нет, она ни за что не станет смотреть под ноги…

Нет, она не станет…

Ни за что…

И все же…

Это было выше ее сил. Она не удержалась и взглянула на мерзкую, бородавчатую, ползучую жабу, сидевшую у ее ног, — немую жабу, которая еще совсем недавно была королем.

И, поймав ее взгляд, жаба подмигнула!

Подмигивать можно по-разному. Фея сразу поняла, что в данном случае это означало: «Я не слишком высокого мнения о феях. Не очень-то они могущественны. Не могут заставить произнести то, что не хочешь».

Фея с отвращением и досадой взмахнула рукой.

— О, стань снова королем… — И она исчезла.

Вот это и есть вся история о том, как король Евралии повстречался с феей. У Роджера она изложена неплохо — разумеется, не так хорошо, как у меня, — но он нагружает ее моралью. Если хотите, мораль можете придумать сами, потому что я такими вещами не занимаюсь.

Виггз тоже не особенно интересовалась моралью. Упершись локтями в коленки и положив подбородок на кисти рук, она мечтательно смотрела в сторону леса, воображала всю эту сцену и думала: «Как замечательно быть королем, да еще таким умным!»

— Это случилось очень давно, — сказала Гиацинта. — Отец тогда был не то, что теперь.

— Наверное, это была злая фея, — предположила Виггз.

— Просто глупенькая. Вот меня бы отец так легко не обвел вокруг пальца.

— Но ведь бывают и добрые феи, правда? Я однажды с такой встретилась.

— Ты, дитя? Где же?

Не берусь предполагать, каким путем пошла бы история Евралии, если бы Виггз не прервали. Но случилось так, что она рассказала про свою фею в другой раз, при таких обстоятельствах, что графиня Бельвейн смогла… Да-да, мне неприятно об этом говорить, но графиня действительно подслушала. Правда, как она потом не раз объясняла, ссылаясь на многочисленные примеры из литературы, подобные истории и существуют лишь для того, чтобы их подслушивали (как будто это могло служить ей оправданием!). Во всяком случае, на этот раз она явилась слишком рано для того, чтобы подслушать, но как раз вовремя, чтобы обеспечить себе такую возможность на будущее.

— Графиня Бельвейн! — объявила дежурная придворная дама, вслед за чем последовало явление Ее Светлости, как всегда, весьма эффектное.

— Доброе утро, графиня, — довольно приветливо поздоровалась Гиацинта.

— Доброе утро, Ваше Королевское Высочество. A-а, Виггз, милое дитя, — небрежно добавила она и протянула руку, чтобы погладить милое дитя по головке, но слегка промахнулась.

— Виггз как раз собиралась мне рассказать одну удивительную историю.

— Славная крошка. — Графиня неопределенно взмахнула другой рукой в сторону славной крошки. — Ваше Высочество, простите меня великодушно, не будете ли вы столь добры позволить мне прервать вашу беседу? Я очень хотела бы обсудить с вами небольшое, но неотложное дело государственной важности.

Отпустив Виггз кивком, принцесса напряженно ждала продолжения.

Когда они оставались наедине, Бельвейн оказывала на Гиацинту какое-то странное воздействие. Было что-то такое в величественных манерах этой дамы, от чего принцесса всегда чувствовала себя неловкой и виноватой, как школьница, которая плохо себя вела. Я сам часто ощущаю нечто подобное, беседуя с издателями, а Роджер неоднократно упоминает об одном из своих дядюшек, перед которым он всегда оказывался в самом невыгодном положении. Это, по-видимому, довольно распространенное явление.

— Всего-навсего несколько проектов на рассмотрение Вашего Величества — ах, как глупо с моей стороны, — я хотела сказать «Вашего Высочества». Может быть, конечно, они и не заслужат одобрения Вашего Высочества, но если вы сочтете их достойными… словом, я на всякий случай изложила их в письменном виде. — И она стала разворачивать один за другим листы пергамента, сияющие всеми цветами радуги.

— Как красиво! — Гиацинта не могла сдержать искренний восторг.

Графиня вспыхнула от удовольствия. Она обожала цветные чернила, перья, линейки, карандаши. В ее Дневнике день недели всегда был подчеркнут красным, а самые важные слова она обычно выделяла золотом. Едва раскрыв Дневник, вы понимали, что перед вами настоящее произведение искусства.

Первый лист был озаглавлен «Проект экономии в Королевстве». («Экономия» сразу бросалась в глаза, выведенная красным.)

Следующий назывался «Проект безопасности Королевства». («Безопасность» притягивала взор, сияя небесной голубизной.)

Третий лист носил заглавие «Проект поощрения искусств и литературы в Королевстве». «Королевству» на этот раз было явно тесновато. Чутье истинного художника подсказывало графине, что заглавие обязано уместиться на одной строке,