Morbus Dei. Зарождение - Маттиас Бауэр

Иоганн осторожно отворил дверь и вошел в комнату. Открытый очаг, соединенный с печью, еще дышал приятным теплом. Путник провел указательным пальцем по дымоходу над очагом. Судя по толстому слою сажи, в доме кто-то жил. Иоганн огляделся: скамейки, придвинутые к массивному столу, скрыты под грубыми накидками. Две курицы, спящие под скамьей у стены. Свет пробивался в узкие окошки и пыльную взвесь, лучами падал на распятие в углу. Внизу под распятием сложены несколько деревянных мисок и ложек, готовых к использованию. И пол, похоже, подметен совсем недавно.

На кухне, как во всем доме, царили простота и порядок. И… никого не было.

И все же Иоганн чувствовал, что в комнате есть кто-то еще.

У очага он заметил вдруг какую-то тень. Та двинулась к нему, пересекла полосу света, падавшую в окно. Густая бурая шерсть, раскрытая пасть, крепкие зубы – овчарка.

Пес остановился в полуметре перед ним и утробно зарычал. Он выглядел ухоженным, шкура лоснилась, но в его размерах и поведении ощущалась угроза.

Иоганн медленно опустился на колени. Пес пригнул уши и залаял.

Лист склонил голову и некоторое время сидел неподвижно. Затем протянул руку.

Пес замолчал и понюхал протянутую руку. Почувствовал, что человек перед ним не представлял угрозы, и облизнул Иоганну ладонь. Тот поднял голову и почесал четвероногого за ухом. Пес показал зубы, словно бы ухмыльнулся. Потом развернулся и неторопливо отошел к очагу, где вновь занял свой пост у теплой печи. «Собачья жизнь», – с завистью подумал Лист.

В тарелке на краю очага лежал кусок хлеба. Только теперь путник осознал, до чего он голоден. В последние дни, если не недели, его кормили преимущественно бульоном, и ему хотелось твердой пищи. Иоганн без колебаний взял с тарелки хлеб и впился в него зубами, наслаждаясь вкусом пряностей и дымной, хрустящей коркой.

Казалось, ничего вкуснее он не ел.

Обитатели дома, конечно, перенесут эту потерю. Так или иначе вряд ли им, как ему, была ведома ценность такого жалкого куска.

Обитатели дома…

Обрывки воспоминаний пока не желали складываться в цельное полотно: старик, спор, юная девушка, искаженное страхом лицо, запах табака, рука на его разгоряченном лбу…

Жалобное поскуливание прервало его размышления. Пес выглянул из-за очага и облизнулся. Иоганн не смог сдержать усмешки. Он откусил от хлеба еще немного и протянул остатки псу. Тот подхватил кусок и разом проглотил. Лист потрепал его по голове, после чего вышел из комнаты и притворил за собой дверь.

Ему хотелось разыскать хозяев. Невозможно, чтобы они были плохими людьми. Они выходили его, содержали дом в порядке и, судя по всему, хорошо обходились со своим сторожевым псом, если можно было так назвать дружелюбного зверя на кухне…

Иоганн пересек темный чулан и открыл наружную дверь. Его сразу обдало морозным воздухом, и усталость, еще остававшуюся в теле, как рукой сняло. Понадобилось какое-то время, чтобы глаза привыкли к сверкающей белизне.

Он шагнул за порог.

Перед ним раскинулась маленькая, заснеженная деревня, как миниатюрная диорама, какую Иоганн видел однажды у коробейника.

Дома, старые и обветшалые, почернели от времени и словно сжались посреди промозглого холода и белых отвесных гор, обступивших деревню. Крупные сосульки говорили о том, что зима окончательно вступила в свои права. Из труб поднимался дым, но людей видно не было, и повсюду царила тишина, даже более глубокая и гнетущая, нежели в доме.

Лист огляделся. Леса вокруг деревни взбирались по крутым склонам и терялись в низко висящих облаках. Впечатление создавалось тягостное, путник чувствовал себя в ловушке. «Только люди выберут подобное место для жизни, – подумал он, – зверь не станет по доброй воле забираться в эту теснину».

Иоганн медленно двинулся по тропе, ведущей между домами. Снег скрипел под ногами – звук неестественно громкий, как будто лишний.

Внимательнее присмотревшись к домам, Лист невольно остановился. Вновь он увидел эти символы – как на потолке в комнате и на сарае, – вырезанные над дверьми и окнами, местами даже подкрашенные красным цветом.

Они обладали какой-то притягательной силой. Глядя на них, Иоганн даже не почувствовал морозного ветра, от которого жгло лицо и вырывало пар изо рта…

Он с трудом отвел взгляд и заставил себя идти дальше.

Становилось темнее, последние солнечные лучи скрылись за вершинами гор. Лист ускорил шаг. Было что-то зловещее в этой деревне, в горах, в тишине. Он всегда полагался на свой внутренний голос и инстинкты, а с той минуты, как он вышел из дома, они говорили ему одно.

Убирайся из этого места, и как можно скорее.

Но Иоганн не стал прислушиваться. Нужно было хотя бы разыскать своих спасителей и в благодарность предложить свои услуги. Если им вообще нужен был…

Кузнец. Ты теперь подручный кузнеца, не забывай.

Кузнец… Иоганн невольно улыбнулся.

Далее тропа резко обрывалась. Он оказался перед кладбищем, в центре которого расположилась мрачного вида церковь. У заснеженных надгробий горели небольшие лампы, отбрасывая слабые отсветы на старые могилы. У наружной стены даже мерцали свечи в плоских камнях, каких Иоганн не видел уже много лет. Он подошел ближе и наклонился: фитили в выемках с воском истрепались и едва тлели. Но старые камни вполне отвечали духу долины.

Церковь с кладбищем располагались на окраине, дальше начинался лес.

Стало совсем темно, и только огни на кладбище, дрожащие на холодном ветру, давали немного света. Иоганн замерз и снова ощутил слабость. Просто не верилось, что в деревне никого не было, кто-то ведь зажег эти свечи… Лист истосковался по разговорам, хорошей еде, женскому теплу – тем простым радостям, которые прежде принимал как должное.

Холод пробирал до костей. Иоганн решил вернуться в дом. Он мог разжечь огонь в печи, еще немного поспать, а утром продолжить поиски.

Путник развернулся и уже двинулся в обратный путь, как вдруг услышал неясное бормотание. Человеческий голос. Звук доносился из большого дома слева от кладбища. Иоганн почувствовал облегчение и быстрым шагом направился к массивной двери.

Над дверью была прибита толстая коряга с грубо вырезанным ликом: искривленный в жуткой ухмылке рот выкрашен кроваво-красным цветом. В зрелище этом, весьма зловещем, не было и намека на гостеприимство.

Голоса сделались громче. Убежище для живых, или скорее выживших, – Иоганн сам не понял, почему такая мысль пришла ему в голову.

Он открыл дверь…

* * *

Тяжелый и задымленный воздух, стены, покрытые копотью и освещенные лишь несколькими масляными лампами. Иоганн оказался в деревенской харчевне.

Разговоры оборвались, повисла тишина. Слышен был только треск поленьев в очаге на кухне да завывание ветра в дымоходе.