Девятка - Дарья Михайловна Андриянова

просипел я, открывая рот подобно рыбе, выброшенной на берег.

Последний воздух покинул меня вместе с этими словами.

– Душа бессмертна, – напомнил ангел, кидая козырного туза.

Рука сама тянется к двери, когда я падаю на обжигающую каменную землю. Я жмурюсь и выгибаюсь из-за резкой боли в спине. Позади меня стоит незнакомый черт с длинной плетью – скрученной тонкой спиралью железкой, утолщенной у основания. Удар рассекает спину. Балахон намокает от крови и пота.

– Хватит бездельничать, – говорит черт. – Почему ты не на работе?

Я не могу ответить. Открываю рот, но внутри нет воздуха, чтобы сказать слова. Черт внимательно смотрит на мое лицо, сжимает мокрые от пота волосы и жестко отдергивает голову назад.

– Девятка. Значит, ты новенький? Еще не научился говорить? – спрашивает он, смотря холодным взглядом в глаза. Так же смотрели и ангелы-сопровождающие.

Я киваю и снова жмурюсь, когда он заносит руку с плетью для второго удара. Он приходится по лицу, задевает закрытый левый глаз и разбивает в кровь губы.

– Вставай, – велит черт, с легкостью поднимая меня за волосы.

Ноги ощупывают землю. Я ровно стою, но черт тянет волосы так, что мне ничего не остается, кроме как, наклонившись собакой, идти за ним. Я не вижу, куда меня ведут. Перед глазами только красная земля, покрытая густым слоем пара. Все еще пытаясь вдохнуть, я не запоминаю дорогу, не осмысливаю происходящее. Твердая земля обжигает босые ноги. Рука больно стягивает волосы, иногда дергая, грозя вырвать их. Я хватаю черта за руку, пытаясь разжать пальцы, за что снова получаю плетью по спине.

Черт толкает меня, и я снова падаю. Через горячий туман просвечивают тени, мельтешащие вокруг. Тени куда-то спешащих ног, полусогнутых и прямых, крепких и волочащихся.

– Значит, так, – черт стоит надо мной, глядя на беспомощно сжатое тело, все еще пытающееся дышать в безвоздушном мире. – Я – черт-надзиратель. Коротко расскажу о твоих правах и обязанностях. Сначала права. Ты имеешь право на получение пищи один раз в день, на двухчасовой сон в каждые сутки, на туалет два раза в день, на посещение своего внутреннего мира на месяц раз в году. Понял?

Я опираюсь на руки и поднимаюсь, но черт ставит на мою грудь ступню, задерживает на пару мгновений и силой пинает так, что я снова оказываюсь лежащим на спине. Надзиратель становится тенью и стремительно приближается, обретая четкие очертания.

– Обязанности, – продолжает, упирая руки в бока. – Беспрекословное подчинение всем вышестоящим начиная от восьмерок, заканчивая Богом. Ежедневная работа на обустройство в Рьяде Вечного Счастья. Помощь жителям Ньяда, не справляющимся с обязанностями. Терпение побоев от каждого вышестоящего, кто захочет тебя ударить. Отсутствие собственного мнения, права выбора и принятия решений. Запомнил? При долгом и качественном соблюдении обязанностей ты можешь получить снятие одного клейма и стать восьмеркой. Когда ты лишишься последнего клейма, когда твой лоб будет чистым, ты переселишься в Рьяд и будешь испытывать Вечное Счастье. А теперь вставай!

Я осторожно встал, чувствуя в груди сжатость. Легкие склеены невозможностью дышать.

– Вперед, работать, – сказал черт.

Я пошел вперед, но в чем заключается работа – не знал. То приближаясь, то снова отдаляясь, в красноватом тумане мелькали силуэты. Один из них меня и выхватил, потянув за собой.

Человек шел ровно. Его докрасна обгорелая рука сжала мое запястье и не отпускала, пока мы не остановились у груды белых камней.

– Неси к двери в Рьяд, – велел человек, клейменный трижды.

Я взял два камня и растерянно посмотрел по сторонам. Человек легонько хлопнул меня по плечу.

– Новенький, что ли? Ну, ты и перепуган. Пойдем, покажу, где дверь.

Мы шли через туман. Дорогу здесь запомнить невозможно.

– Запомнишь, когда пройдешь разочков эдак двадцать.

Я попытался ответить, но только глухо открыл рот.

– А ты забудь, что дышал когда-то, – объяснял тройка.

Я постарался, но не смог забыть. Чем сильнее я пытаюсь об этом не думать, тем больше легкие требуют воздуха.

– Сначала может казаться, что здесь совсем нет жизни. Но ты поймешь. Не девяткой поймешь, конечно, чего греха таить. Все девятки обычно как зомбированные. А знаешь, почему так?

Я мотнул головой.

– Потому что они не спят. Я тоже пришел девяткой. Два часа сна после примерно четырнадцати часов работы – ну, разве не сойдешь с ума? На то они и рассчитывают. Девятке никогда не стать восьмеркой, уж поверь мне. Хотя, бывают такие редкие случаи, типа меня. Но убрать клеймо может только Бог. А ему нет дела до нас.

Я снова открыл рот, но не издал звука.

– Да забудь ты уже, что когда-то дышал! Так никогда не заговоришь. Ты мертв, тебе не нужен воздух!

Это бессмысленно. Я не могу издать звук, не выпуская из легких воздух. Это просто невозможно.

– Клади сюда, – сказал тройка, кивая на груду камней.

Я положил и огляделся по сторонам. В тумане не видно двери в Рьяд.

– Хватит глазеть, – сказал новый знакомый. – Дверь в Рьяд слева. Тебя все равно туда никто не пустит, так что пошли еще камней наберем.

Я девять раз ходил туда-сюда, таская глыбы, пока не услышал голос черта-надзирателя в голове:

– Девяткам и восьмеркам пройти на раздачу пищи.

– О! – воскликнул тройка. – Пошли, провожу, а то так и будешь бродить. Ты встречался уже с девятками?

Я отрицательно мотнул головой.

– Вот и повстречаешься. Увидишь, что тебя ждет. Так-то ты вроде мужик нормальный, но такой участи почти никто не избегал.

Тройка повел меня через горячий пар. Я все еще не понимал, как можно все ощущать, двигаться и быть материальным после смерти. Путешествие в системе распределения загробных миров – вот что в моем понимании смерть. Когда я стал бестелесным духом, когда не чувствовал прикосновений и вздрагивал от влажного мазка прохладной чернильной кистью по запястью. Сейчас чернила почти стерлись, осталось лишь блеклое непонятное растертое пятно.

Люди на раздаче пищи стоят в шахматном порядке, соблюдая одинаковую дистанцию и интервал. Вдоль рядов прохаживаются черти-надзиратели с длинными плетями. Восьмерки и девятки сгорблены, пошатываются взад-вперед, будто и правда засыпая. Взгляды душ устремлены к пальцам ног, если их вообще возможно разглядеть через горячий туман. Люди не переглядываются, не проявляют эмоции. Они – стадо, гонимое плетью. Каждый по очереди подходит к черту, медленно волоча ноги по каменной земле. Черт с кастрюлей и грудой блестящих тарелок наливает какую-то коричневую жидкость.

– Вот, что с тобой станет, – сказал тройка. – Иди в строй, пока не влетело.

Он исчез в тумане, а я встал среди душ, стараясь сохранить расстояние между рядов.