Жемчуг проклятых - Маргарет Брентон

— Меня, сэр, только я с ним не поеду. У меня есть родственники. Они богатые. Они заберут меня в Линден-эбби.

1.

«Линден-эбби, Йоркшир.

Преподобному Джеймсу Линдену.

16 мая, 1842.

Дражайший дядюшка!

Вот уже 7 лет минуло с того времени, как я получила письмо, которое до сих пор вспоминаю со слезами благодарной радости.

Случайно узнав Ваш адрес — точнее, адрес Вашего батюшки, — я попросила приходского надзирателя отправить запрос. «Линден-эбби, Линден-эбби» лепетала я, как мореход, застигнутый штормом, повторяет название гавани, или паломник взывает к своему святому. Поначалу бидль отказывал, полагая, что родственники из Йоркшира это фантазия напуганного ребенка. Лишь настойчивость одного пожилого джентльмена, в силу случая оказавшегося поблизости, убедила его отослать запрос».

Агнесс едва не посадила кляксу, раздумывая, посвящать ли дядюшку в подробности беседы между бидлем и ее заступником. Глаза мистера Ладдла, когда тот услышал «Отправляй письмецо, дармоед!», произнесенное бестелесным голосом, но с раскатистым акцентом, она не забудет никогда.

Лучше не посвящать.

«Какой же неожиданностью стал Ваш ответ!»

— макнув перо в чернильницу, застрочила девушка.

«Уже после я узнала, что в те дни Вы едва успели оправиться от двойной утраты. Несмотря на скорбь, Вы проявили участие к незнакомой племяннице, да еще и двоюродной. Вашими стараниями я оказалась в пансионе мадам Деверо, где провела самые безоблачные свои годы.

Согласно Вашему уговору с наставницей, по истечении семилетнего срока я готова переехать в пасторат, дабы Вы распорядились моей дальнейшей судьбой. Как уверяет мадам Деверо, мое образование можно считать законченным. Я знаю историю и географию, играю на пианино и сносно изъясняюсь по-французски. Кроме того, я получила почетную грамоту за успехи в рукоделии. Если Вы изъявите желание меня проэкзаменовать, мои знания, смею надеяться, покажутся вам удовлетворительными.

Я выезжаю почтовым дилижансом в следующий четверг утром, а в седьмом часу вечера прибуду на постоялый двор Билброу. Буду очень признательна, если Вы пришлете за мной карету.

Засим остаюсь Вашей любящей племянницей,

Агнесс Тревельян»

Закончив письмо, Агнесс промокнула чернила с помощью пресс-папье и аккуратно сложила листок, но запечатывать не торопилась.

Ее охватило возбуждение, которое всегда предшествует переезду — руки начинают подрагивать, предчувствуя тряску в карете, и решительно ни на чем нельзя сосредоточиться! Рассеянным взором она обвела обстановку гостиной для старших учениц: бежевые обои, местами переходящие в желтизну, колченогая плюшевая мебель с продавленными сидениями, начищенная до блеска каминная решетка (огонь в мае — непозволительная роскошь!) Письменный стол был придвинут к окну, и Агнесс, чуть вытянув шею, могла разглядеть, как ученицы занимаются гимнастикой во дворе, поднимают гантели и смешно приседают в своих длинных юбках.

Помимо Агнесс в гостиной задержались три пансионерки, которым сегодня нездоровилось по-женски. Доски для выпрямления осанки им перестали привязывать тогда же, когда они сменили длинные переднички на взрослые платья. Так почему бы не развалиться на кушетке в позе одалиски? Нет такой причины!

— Скажи, Несси, а этот твой дядюшка, он ведь холост? — с напускным безразличием спросила Ханна Гудрэм, когда Агнесс встала и разгладила юбки.

— Да, вроде бы.

— Он в летах?

— Если честно, я не знаю. О таком невежливо спрашивать.

Тем не менее, у Агнесс имелись кое-какие догадки на сей счет. Каждое Рождество она получала письмо, в котором дядюшка справлялся о ее духовном росте за год. Агнесс почему-то не сомневалась, что рука, выводившая эти твердые буквы, покрыта старческими пятнами. Вот шишковатые пальцы сжимают перо — не обгрызенное, как у нее самой, а белоснежное, без единой зазубринки. Вот шевелятся бескровные губы, лоб прорезает глубокая морщина: мистер Линден переживает за душу племянницы.

К письму прилагалась банкнота в 10 фунтов, которую дядюшка, видимо, считал исчерпывающим подтверждением родственных чувств.

— Но, наверное, ему под пятьдесят, не меньше.

— Старый, — вздохнула Сесиль Лебран, юная креолка, дочь коммерсанта с Ямайки.

— Ах, возраст тут не при чем! Главное, что он холост! Несси, он ректор или викарий?

— А какая разница? — навострила ушки Сесиль.

— Огромная! Не знаю, как у вас, но у нас прихожане платят десятую часть дохода на содержание священника. Ну так вот, если священнику причитается вся десятина до последнего пенни, он ректор.

— А чтобы стать ректором, надо хорошо учиться в семинарии, да?

— Ах, если бы! Достаточно купить приход у другого ректора, если деньги позволяют. Некоторые так и вовсе покупают два прихода, а то и три.

— Но как же они успевают во всех служить?

— Вот как раз для этого ректор нанимает викария — своего заместителя в приходе. Предоставляет ему дом и платит, сколько не жалко, — вздохнула Ханна.

Все эти хитросплетения были знакомы ей не понаслышке — как раз таким викарием служил ее отец.

— Поэтому за ректора нужно сразу выходить замуж, а за викария… а за викария уже по обстоятельствам, — пояснила она.

Сесиль жеманно пожала плечиками. Ей, католичке, до сих пор претила мысль, что священники вообще могут вступать в брак. Это было странно и даже как будто неприлично.

— Мистер Линден — ректор, — не без гордости поведала Агнесс. — Более того, он младший сын графа. Он, верно, унаследовал бы титул, но его старший брат скончался, оставив сына. Тот сейчас в Итоне. А дядюшка приглядывает за поместьем, покуда мой кузен не достигнет совершеннолетия.

По телу Ханны пробежала дрожь, словно у гончей, взявшей след лисицы.

— Знаешь что, Несси? Забудь все, что я говорила! Ну зачем тебе ректор? Лучше дождись, когда кузен из Итона вернется. А с дядюшкой постарайся просто ужиться. Угождай ему, чуть что — «да, сэр, как прикажете, сэр». Глубокий книксен, глазки опущены, ресницы покорно трепещут… А сама ждешь кузена!

— Главное, не рассказывай ему о своих способностях. Например о том, как ты утихомирила наш полтергейст.

Эту реплику подала Эми Шарп, главная бунтовщица пансиона. Поставив ноги на каминную решетку, она листала «Записки о демонологии и колдовстве» сэра Вальтера Скотта.

— Ну, хвастаться и правда нехорошо…

— Да я не о хвастовстве! Подумай сама, Агнесс Тревельян! Кто проводил допросы на ведовских процессах при добром короле Якове? Коллеги твоего дядюшки.

— Но мы живем в прогрессивные времена. Уже поезда ходят!

— Ничего, в Йоркшире сильны традиции. Смотри, как бы дядюшка не искупал тебя в мельничном пруду. Так ведьм проверяли: если всплыла, то сразу петлю на шею, а если потонула — упокой Господь ее душу.