Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2 - Валерий Федорович Солдатенко

дальнейшем все время был ключевой фигурой Д. З. Мануильский, который в 1918 г. стал «специалистом» по украинскому вопросу. В заседаниях и в дальнейшем постоянное участие принимали представители Высшего совета народного хозяйства В. Р. Менжинский и Л. Б. Красин, а также официальный представитель СНК, комиссариата по делам национальностей А. З. Каменский. Думается, это была не бюрократическая показуха, а попытка подчеркнуть важность встречи, желание оперативно выйти на решение межгосударственных проблем, в частности, достижения полноценного договора, который бы охватывал по возможности более широкий спектр отношений – от политических и военных до экономически-хозяйственных.

Правда, первоначальное предложение советской стороны рассматривать собрание как совещание представителей руководящих политических партий в правительствах двух республик (РКП(б) и УСДРП) было отклонено С. П. Мазуренко. Вместе с тем было достигнуто соглашение о том, что переговоры будут иметь правительственный, государственный статус[59].

В основу переговоров миссия УНР выдвинула положения:

1) признание полного нейтралитета суверенной УНР;

2) полное невмешательство правительства РСФСР во внутренние дела Украины;

3) точное определение отношения Советской России к повстанческим войскам, которые оперируют в Украине;

4) УНР обязуется, что не допустит на своей территории воинских частей и перебрасывание войск, враждебных Советской России, по территориям Украины[60].

В объявленных представителем УПСР М. Н. Полозом пожеланиях на заседании 19 января указанные пункты были несколько конкретизированы и дополнены требованиями:

– правительство РСФСР обязуется немедленно отозвать с Украины все свои войска;

– СНК РСР принимает на себя роль мирного посредника между правительством УНР и Временным рабоче-крестьянским правительством Украины;

– правительство УНР употребит самые решительные военные меры по очищению территории Украины от банд П. Н. Краснова и донских казаков;

– правительство УНР заявляет о намерении сразу же после прекращения гражданской войны наравне с другими социалистическими партиями легализировать КП(б)У, предоставить ей свободу пропаганды своей идеологии в рамках парламентской борьбы;

– правительство УНР предлагает правительству РСФСР немедленно восстановить консульские учреждения и наладить товарообмен на условиях, «выработанных мирной конференцией Шелухина-Раковского»[61].

Более квалифицированно выстроив тактику поведения на переговорах, Д. З. Мануильский и его коллеги смогли сначала выведать все возможные компромиссы, на которые способна была пойти украинская сторона. Отклонив претензии последней, в частности, о вмешательстве во внутренние дела УНР с помощью войск и т. п., они начали методически, временами гибко, временами твердо добиваться принятия своей платформы.

Так, 23 января Д. З. Мануильский изложил требование немедленного создания наступательного союза между УНР и РСФСР «на Краснова, Антанту и Крымскую реакцию. Что касается внутренней политике, то товарищ Мануильский настаивает, чтобы вопрос о власти на Украине был разрешен Всеукраинским съездом Советов на тех же избирательных основаниях, как и в Советской Российской республике. Только на этих основаниях правительство Советской России готово приступить в качестве посредника в деле примирения сторон, которые борются на Украине»[62].

Конечно, такая линия вызвала сопротивление со стороны дипломатов УНР. Опровергая в ходе затяжных дебатов аргументацию российской стороны, С. П. Мазуренко в отчаянии указал представителям РСФСР, «что они, требуя от правительства УНР объявления войны Украиной Антанте, Дону и Крыму, установления диктатуры пролетариата, в то же время со своей стороны положительно ничего не предлагают и не дают УНР, за исключением советов, для получения которых совсем не было необходимости приезжать в Москву Дипломатической Миссии»[63].

Хотя приведенные слова не принадлежат к шедеврам дипломатического красноречия, украинская позиция здесь заявлена предельно четко и бескомпромиссно. Причин к беспокойству добавляло и то, что российские представители с каждой новой встречей умножали информации о поражениях Директории и успехах в Украине советской власти. Не имея достоверных сведений о действительном состоянии дел, украинские представители начали подозревать, что официальная Москва сознательно затягивает переговоры. «Мы сидим здесь уже две недели и к никаким определенным выводам до этого времени не пришли, – заявил С. П. Мазуренко на совещании 27 января. – Нам необходимо установить контакт взаимного доверия и немедленно разрешить важнейшие вопросы, которые не терпят отсрочки. Без этого мы не можем продолжить общую работу и нашим промедлением только усиливаем анархию на Украине»[64].

И совсем уже отбрасывая любые дипломатические каноны и условности, глава Чрезвычайной миссии УНР высказал уверенность, что продолжение переговоров в предыдущем русле бесперспективно из-за очевидной их бесполезности. «Мы со своей стороны вносили все время вполне определенные предложения, а от Вас я еще никаких предложений не слышал, – с раздражением говорил он. – Те же разговоры, которые мы вели на предыдущих заседаниях, это лишь требовало от нас капитуляции. Давайте раз и навсегда отбросим дипломатию в сторону и скажем друг другу: Чего Вы хотите от нас и на что мы можем рассчитывать от Вас. Ведь для того, чтобы говорить о тех предметах, о которых мы вели речь на предыдущих заседаниях, нам вовсе не нужно было ехать сюда. Мы могли все эти вопросы решить там, на месте с Пятаковым и его друзьями»[65].

Украинцы высказали пожелание перенести место переговоров поближе к межгосударственной границе, в частности в Харьков или Гомель[66], чтобы облегчить получение информации от государственных центров УНР.

Здесь, наверное, уместно высказать соображения относительно причин возникновения негармоничной ситуации на переговорах, хотя обе стороны, кажется, искренне стремились достижения согласия. Во всяком случае, представители российского правительства Д. З. Мануильский, А. З. Каменский, В. Р. Менжинский, Л. Б. Красин старались убедить своих визави в том, что у них нет причин искусственно затягивать процесс договоренностей. И им можно в данном случае доверять. Не раскрывая причин стремления к согласию, они на самом деле исходили из того, что, не имея надлежащих вооруженных сил, Советская Россия стояла перед перспективой огромных, сверхсложных испытаний – на помощь ее врагам приходила мощнейшая к тому времени милитарная сила в мире – Антанта. Поэтому исключить из кольца фронтов, которое все более сжималось, хотя бы одно звено (Украина потенциально могла им быть, да и, собственно, уже была после 16 января 1919 г.), а еще больше – склонить к нейтралитету, и того лучше – к содействию – значило получить немалую и притом бескровную, малозатратную победу.

На что же могли ссылаться в публичных переговорах постоянно российские дипломаты – это на смену ситуации в Украине. Объективное неуклонное падение авторитета, влияния власти Директории вызывало естественный вопрос – насколько реальной является эта сила и как далеко следует заходить в расчетах на взаимодействие с ней? Конечно, в создании противоантантской и противодобровольческой коалиции виделась геополитическая перспектива. Однако свои преимущества могла иметь и ставка на советские, большевистские силы в Украине, которые все укреплялись, завоевывали все более прочные позиции, брали под контроль новые и новые территории.

Похоже, что московский центр колебался, или еще только определялся в том, который из двух вариантов более приемлем, «выигрышен». А