Ведьмин Дом, или Тихие игры в помещении - Виталий Каплан

А когда тётя Маша дёргаться перестала, опять ветром дунуло, и лошади пропали. Вынули из петли тётю Машу – а она уже мёртвая. Вот так. Почти вся деревня это видела, все свидетели. А ты говоришь – не бывает нечистой силы. Как же не бывает, когда вот так получилось? Дядя Коля с тех пор сильно пить стал и тоже умер. И мама с папой дом в Жерлёвке продали и больше туда не ездили.

Серёга долго молчал. Ну что тут скажешь? С Санькой-то всё ясно, он свою историю из какой-то книжки взял. А половину, наверное, досочинял. Оно и видно – старался говорить по-книжному, только у него не очень-то получалось.

Но Лёха? Он ведь парень простой, ему придуриваться незачем. А его рассказ куда страшнее Санькиного. Наверное, и впрямь что-то такое дома слышал. Ему ни в жизнь самому такое не придумать.

Серёга сплюнул, потом в упор посмотрел на Маслёнкина и сказал:

– Я одного не пойму, Лёха, зачем ты мне всё это рассказываешь? Зачем все эти разговоры заводишь? Тебе-то чего от меня надо?

Маслёнкин резко остановился, и Серёга, идущий сзади, чуть не придавил его носилками.

– Зачем? А может, я не хочу, чтобы ты в Ведьмин Дом ходил. Ты, может быть, в нечистую силу не веришь, а я верю. Не хочу я, чтобы там с тобой что-нибудь случилось. Как с тётей Машей.

Серёга посмотрел Лёхе прямо в глаза. Тот мигнул и смущённо отвернулся.

А ведь он и впрямь боится. Именно за него, Серёгу, боится. Это же по глазам видно. Но почему? То есть не чего боится, а из-за чего? С какой это радости вдруг такая забота?

– Слушай, Серый, – произнёс между тем Лёха, – я уже всё обмозговал. Ты ведь через октябрятские ворота к Ведьминому Дому пойдёшь? Так я слева за воротами, в лопухах, пакет заначил. А в пакете книга. Санька, он ведь хитрый-хитрый, а всё равно тупой, он же не знает, что в библиотеке этих детей капитана Гранта навалом. И все одинаковые. Я сразу, как их подслушал, Саньку и пацана этого, в библиотеку побёг и взял одну штуку. Их там никто и не читает. И ещё я свечку туда положил, огарок то есть. Санька, он козёл, он не знает, что у меня свечек много, и целые есть, и огарки. Я их собираю… Так что гарантия у нас полная. Ты как после отбоя ворота перелезешь, подожди часок, а потом бери пакет и дуй обратно. Переночуешь в угольном сарае, туда никто не сунется. А как светать начнёт – в корпус.

Серёга молчал. Ну и ну! Оказывается, тихий, молчаливый Маслёнкин – голова. Всё обдумал, всё рассчитал. Но ведь даже не это главное. Главное – он, получается, настоящий друг, а Серёга даже не подозревал об этом. Думал – пацан как пацан, не вредный, но больно уж молчаливый.

И слабак к тому же, в футбол по-человечески играть не умеет, ползает как варёная макаронина, ребята смеются, когда он на поле выходит. Целыми днями он сидит у дяди Васи, в кружке резьбы по дереву, что-то там вырезает. В общем, ничего особенного.

А главное, слишком уж он Саньке поддаётся. Тот как скажет: «Эй, Маслёнок, притащи!», «А ну-ка, Маслёнок, сбегай!» – и тот притащит, сбегает. Не было случая, чтобы он огрызнулся. Конечно, он слабак, но ведь и Санька не дзюдоист-каратист. Пожалуй, ещё похилее будет. Может, Лёха вообще драться не умеет? Серёга иногда встречал таких. Среди них попадались даже и сильные ребята, но вот не могли они ударить, не могли – и всё. Словно кто на цепочку их посадил.

Хотя был же случай в той смене… Они с Лёхой тоже тогда в одном отряде были. Смотались всей палатой с тихого часа на речку, купаться, а на речке к ним деревенские пацаны привязались. Деревенских было трое, зато они большие, как в первом отряде. А делать нечего, пришлось драться. И Лёха дрался вместе со всеми, даже одного деревенского классно ногой приложил. Тот прямо обалдел – такой мелкий клоп, а тоже туда же, ногами машется! Деревенские, правда, им тогда всё равно навтыкали, но это уже дело десятое.

А что, если… Может, Лёха с Санькой тоже на рабство поспорили, и Лёха проиграл? Хотя вряд ли. Такие споры всегда при свидетелях бывают, чтобы потом никто отбояриться не мог. А главное – если бы Лёха был в рабстве, Санька бы этими пустячками – подай, принеси – не ограничился. Он бы издеваться стал, власть свою показывать.

Нет, странно как-то получается. Есть, наверное, что-то такое, чего ни Серёга, ни кто-то другой не знает. Дело тёмное. Одно ясно – Лёха Саньку терпеть не может, а всё же подчиняется. Может, и вся нынешняя Лёхина активность не для Серёги, может, ему главное – Саньке свинью подложить?

Был момент, когда Серёга и впрямь такое подумал. Но тут же вспомнил Лёхины глаза, и ему стало стыдно. Потому что по глазам его понял – не о себе сейчас Лёха думает. Да и не о Саньке.

– Лёх, а всё-таки, почему ты обо мне так заботишься? – спросил Серёга напрямик. – Ты же рискуешь, если Санька пронюхает, он тебе жизни не даст.

Лёха долго не отвечал. Потом, видно, решившись, он всё же медленно, словно идя против ветра, заговорил:

– Почему-почему… Потому что дружить с тобой хочу, давно ещё, с той смены. Вот почему!

– Так что же ты раньше молчал? – удивлённо спросил Серёга. – Давно бы сказал, и дружили бы…

– Ну, – замялся Лёха. – Разве это так просто делается? Да и сам видишь – ты такой, а я вот…

– Что вот? – не понял Серёга. И тут же почувствовал, что знает Лёхин ответ.

– Ну, ты же сам видишь – я слабый. Ни в футбол, ни плавать, ни вообще… Я ничего интересного не умею. Одним словом, Санька правильно обзывает – размазня.

– Да я этого Саньку! – вскричал Серёга. – Да если бы я раньше про тебя знал!

– Ну вот, – усмехнулся Лёха. – Этого я и боялся. Думаешь, я потому с тобой дружить хотел, чтобы ты меня от Саньки защищал? Да плевать мне на то, что ты самбист, что у тебя мускулы. Я ведь потому, что ты хороший… А Санька… Думаешь, я не мог бы ему и сам навтыкать?

На этот молчал Серёга. Потом все-таки спросил:

– Так почему же не навтыкаешь? Он же дерьмо. Все же видят, как он на тебя вырубается. За Саньку никто бы и слова не сказал.

Лёха вздрогнул, чуть побледнел и принялся разглядывать шнурки на кедах. Потом тихо произнёс:

– Ну… Есть, в общем, одна причина. Ты про это больше не спрашивай, ладно?

Серёга покраснел. Всё-таки дурак он, кругом дурак. Хотел как лучше, а видно, самое больное место зацепил.

– Извини. Я только что… Если что – ты на меня всегда расчитывай. Санька – не Санька, а вообще…

Помолчали.

Солнце забиралось всё выше и выше в небо, изливало оттуда свой липкий дымный жар на растрескавшиеся кирпичи дорожки, на тёмную Серёгину голову, на белобрысую Лёхину.

– Ещё захода два – и, наверное, всё выгребем, – прервал тишину Серёга.

– Если только до обеда успеем, – отозвался Лёха. – Минут двадцать всего осталось.

– Откуда ты знаешь? – удивился Серёга. – У тебя же часов нет.

– Так просто. Чувствую.

– Ну, ты даёшь! А говорил – ничего интересного не умею…